Танец теней - Яков Осканов

С лёгким скрипом, нехотя, крышка люка приподнялась, а потом сработал скрытый механизм, и она довольно легко отъехала в сторону на невидимых мне направляющих. Сверху она была присыпана землёй и хвоей, а потому снаружи казалась частью окружения.

Я выбрался наружу и огляделся. Как я и ожидал, ход выводил в лес, метров на тридцать вглубь от опушки. Достаточно, чтобы из Ирия не было видно, как кто-то из него вылезает.

Естественно, мой ночной гость не ждал меня тут. И я продолжал оставаться в неведении относительно его личности и мотивов. Но мне сейчас это было и не важно.

Даже те небольшие усилия, которые я предпринимал последние полчаса, стоили мне дорого. Перед глазами плавали тёмные круги, грудь моя при каждом вдохе отзывалась болью, а рубаха снова промокла от липкого пота, так как жар, похоже, усиливался. Я ещё мог размышлять здраво, и поэтому довольно ясно осознал, что заигрался, и азарт расследования сыграл со мной злую шутку. Нужно было срочно возвращаться в усадьбу и пока есть силы, подкрепиться и лечь отдыхать. Мне подумалось, что есть в этом какая-то горькая ирония: только врач может так беспечно относиться к собственной жизни, полагаясь на авось. Если бы я был собственным пациентом, я бы уже два дня соблюдал постельный режим, а не гонялся за призраками в заброшенном особняке.

Медленно, как во сне, я пошёл обратно к дому, и, выйдя из леса на луг, вдруг сообразил, что именно тут оба раза я и видел таинственную фигуру. Но мне это наблюдение уже не казалось важным, так как ни к каким выводам мой уставший мозг с помощью него не пришёл.

С удивлением я вдруг обнаружил, что сумел полностью истощить себя. И это не было фигурой речи. Ноги мои подгибались, лёгкие отказывались дышать, и вопрос о том, достанет ли мне сил хотя бы перейти луг, стал главным вопросом жизни.

Меня пошатывало, я несколько раз думал, что упаду, и ужасом осознал, что если это произойдёт, я скорее всего уже не найду в себе сил подняться, и останусь лежать на сырой земле. Это усугубит моё и без того отчаянное положение, и, скорее всего, приведёт мою жизнь к печальному и незапланированному финалу. Я чувствовал, что весь дрожу, но унять дрожь не мог.

Смерть не раз кружила рядом со мной. Но всё это были случаи, в которых я остро чувствовал опасность и реагировал соответствующе. Однако Ирий подтачивал меня медленно, и оттого я до последнего момента не замечал, как постепенно загоняю себя в ловушку, пока не оказался в столь бедственном положении — без сил, наедине со смертельной болезнью.

Мне показалось, прошла вечность прежде чем я добрался до крыльца. Я долго стоял на нём, откашливаясь и переводя дух, набираясь сил перед решающим броском, наверх, в гостиную, где я ночевал. В конце концов, мне удалось одолеть и этот путь.

Обессиленный я опустился на диван. Мне осталось сделать то немногое, что можно было сделать в моём положении, прежде чем позволить себе лечь и отдыхать.

Я снял с себя мокрую от пота рубаху, потом, насколько хватило сил, растёр грудь коньяком из початой бутылки, сделал пару больших глотков, после чего надел на себя просохшие вещи, оставленные утром на диване. После этого я лёг, накрывшись курткой, и постарался уснуть. Мне почти удалось это сделать, но начавшиеся приступы сухого кашля не дали провалиться в спасительное небытие.

Пропади оно всё пропадом: и эта проклятая усадьба, и её тайны, и непрошенные гости по ночам. Однако я тут же устыдился своей слабости. Ведь я пришёл сюда узнать судьбу девочки. И теперь, когда мне было известно так много, имел ли я право бросать свои поиски?

Мне казалось, что если удастся восстановить по крупицам последние дни Стужина, то судьба девочки сама собой выстроится в более или менее правдоподобную картину. Но чем больше я размышлял, тем яснее становилось: вместо ответа у меня лишь пригоршня догадок и факты, недостаточные для объяснения всего тут произошедшего.

Я знал, что Михаил Николаевич как мог приготовил дочь к разлуке: учил стрелять, показывал тайники с провизией, оставил ей дом, как укреплённый лагерь посреди тайги. Но был ли у ребёнка ключ в подземелье? Поняла ли она, куда исчез отец, или так и прожила какой-то срок в мучительной неопределённости, прислушиваясь по ночам к каждому шороху? Я невольно представлял, как она просыпается в пустом доме, зовёт его, спускается в гостиную, на кухню, выходит на крыльцо, и реальность медленно, шаг за шагом, уходит из её рассудка, а вместе с реальностью уходит и надежда.

Если же допустить, что у Сони был ключ, и она зашла тайную комнату, картина становилась не менее страшной: она приходит туда и видит отца, мёртвого и обезображенного выстрелом.

Чем увенчалась попытка ребёнка вместить разумом это зрелище и объяснить самоубийство второго родителя? Что стало с ней затем — ушла ли она в тайгу, погибла ли, или тоже добровольно свела счёты с жизнью? — я не знал.

Все эти предположения крутились в голове пока я бодрствовал, потом наступало время какого-то подобия горячечного сна, а когда он заканчивался, мысли снова возвращались к Соне.

Чем дольше я лежал, прислушиваясь к себе, тем яснее становилось, что моё собственное положение мало чем отличается от положения этой девочки двенадцатилетней давности. Я тоже остался здесь один на один с домом, набитым чужими тайнами, и с болезнью, которая шаг за шагом отвоёвывала у меня тело.

Лихорадка то отступала, то возвращалась с новой силой. Временами я проваливался в тяжёлый, вязкий сон, сплетённый из боли и кошмаров. Я видел в них что-то пугающее и одновременно наводящее тоску, но стоило мне вынырнуть из этих мороков, в реальность, я не мог припомнить ровным счётом ничего, а от усилия напрячь память всё вокруг начинало плыть. Казалось, сам воздух уплотнился, стал тяжёлым, как вода, и каждый вдох требовал усилий. Боль в боку, ещё недавно терпимая, разрослась, захватила грудь; к ней добавилась ломота в суставах и тупая боль в затылке.

Когда я очнулся в очередной раз, в комнате потемнело. Сквозь запылённые стёкла всё ещё пробивался свет дня. Однако он потускнел и стал жёлто-бурым, будто воздух был наполнен пылью. Небо в окнах постепенно заволакивало грозовыми тучами.

Я с усилием приподнялся на локтях и поглядел на лес и луг. Было видно, как деревья и трава колышутся под порывами ветра. Где-то над лесом мелькнула молния, чуть позже —