Танец теней - Яков Осканов

Но защитил ли он её таким способом или обрёк на мучительную одинокую смерть в тайге? Из рассказа графа я помнил, что после возвращения Вернера в Тальминск местные власти послали в Ирий большой отряд во главе со становым приставом, однако Соню они не нашли. Не нашёл её и я.

Что с ней случилось? Был ли у неё ключ, чтобы войти сюда? Узнала ли она, что её отец покончил с собой? Или для неё он просто пропал? А если узнала, то как восприняла?

Я начал вспоминать последние записи её дневника. Было похоже, что последний день описанный девочкой был прощанием. Отец учил её стрелять и показывал, где лежат в доме припасы. Это было в духе промышленника: предусмотрительно привести дела в тот порядок, который ему позволили обстоятельства. Скорее всего, он совершил самоубийство ночью, когда дочь спала.

Что же произошло дальше? Записи в дневнике обрываются. Предположим, что у Сони был ключ или Стужин оставил дверь открытой. Так или иначе, дневник не содержит никаких других записей. Будь девочке неизвестна судьба отца, она, скорее всего, оставшись в одиночестве, обратилась бы к своему единственному «другу», и была бы какая-то запись о том, что отец пропал.

Но записи не было. Впрочем, это не совсем так. Девочка вернулась к дневнику и исписала его остаток символами. Как это понимать? Она окончательно повредилась рассудком? Или здесь в сердце древнего леса существовала какая-то неведомая науке сила, управляющая людьми? Это было похоже на мистику. Но так легко в неё поверить, когда находишься в заброшенном много лет назад доме, в месте, где на много километров вокруг нет ни единой души, способной облегчить груз одиночества. И так ли хорошо мы знаем мир, чтобы уверенно отрицать всё, с чем не столкнулся наш личный опыт?

Внутри старого дома, среди его осиротевших стен не оставалось и толики жизни, бурлившей когда-то. Лишь тени воспоминаний о его обитателях окружают тебя, и иногда по ночам являются в кошмарах.

Но я старался не впадать в это мистическое настроение и размышлять здраво. Мне нужно было сосредоточиться на главных вопросах. Их было два: выжила ли Соня, и кто оставлял мне послания в виде символов и открыл потайную дверь?

Логичнее всего было бы предположить, что Соня выжила, у неё остался ключ, и именно она открыла мне дверь. Мне бы очень хотелось в это верить. Но это порождало ещё больше вопросов. Как ребёнку удалось выжить? Что она делала все эти годы? Если она могла прокормить себя в тайге, то почему не дошла до Тальминска? Или хотя бы не осталась жить в Ирии? Почему появилась тут сейчас? Загадки, загадки, загадки…

Что ж, не было смысла ломать голову, сидя тут, под землёй со скелетом бывшего хозяина усадьбы.

Из чисто профессионального любопытства я осмотрел останки. Стужин, как и всегда, действовал по плану, и до самого последнего момента рука его была тверда.

На правой височной кости имелось аккуратное входное пулевое отверстие. Выходное отверстие, как и ожидалось, находилось слева. Оно было существенно больше, края были рваные, и от них разбегалось несколько радиальных трещин.

На полу возле стола обнаружились кости правой руки. Очевидно, после выстрела она свесилась со стола, а после того, как тело разложилось, кости, упали на пол. Рядом лежал, покрытый слоем пыли револьвер. Это был Smith and Wesson No.3 Russian, причём явно изготовленный на заказ: металлические части были никелированы «под зеркало», а накладки на рукоять были из слоновой кости. На левой щёчке красовался вензель Стужина.

Никель потускнел за годы, в некоторых местах, появились островки ржавчины. Рукоять пожелтела и покрылась сеткой тончайших трещин. Но всё же оружие сохраняло породистый вид — богатая вещь, пережившая своего хозяина. Я положил его на стол рядом с останками Михаила Николаевича.

Потом ещё немного постоял, думая о том, как странно закончилась жизнь выдающегося человека, и поймал себя на том, что смотрю на его останки не в силах оторваться. Ещё вчера в моём чтении его живой голос звучал в моей голове. Сейчас же я видел перед собой кости, припорошенные слоем пыли — горькое напоминание о бренности бытия. От этой трагедии меня разделяли годы, и я никак не мог помочь ни одному из её участников.

Нужно было как-то отделаться от этой философской меланхолии и действовать.

Я осмотрел внимательно комнату, но ничего не привлекло моего внимания. На её противоположной стороне обнаружилась ещё одна дверь, такая же, как и первая: железная с необычной замочной скважиной.

Мне больше нечего было делать в этой импровизированной гробнице. Я снова начал чувствовать, что слабею и что меня лихорадит, а потому решил проверить тоннель пока ещё держался на ногах, а потом вернуться в усадьбу и заняться, наконец, здоровьем. Как только я приведу себя в порядок, может даже через несколько дней, я вернусь и похороню останки Стужина. Но до поры о работе лопатой мне стоило забыть.

Я сложил вдвое завещание Михаила Николаевича, поместил его между листов в середине записной книжки. Её и перстень я сунул во внутренний карман куртки. Потом взял со стола лампу и двинулся к двери в подземный ход. Хотелось всё же узнать, куда он выводит. То, что дверь наружу будет открыта, я почти не сомневался. Ведь не зря же мне открыли дверь в особняке?

Тоннель был сделан основательным. Промышленник не экономил даже тут. Пол, стены и потолок были выложены камнем, высота и ширина были такими, что два человека могли свободно, не нагибаясь, плечом к плечу пройти по нему.

Воздух в нём был сырым и затхлым. Я прикинул, что выход не может быть на лугу, на открытом месте. Поэтому длина хода должна быть достаточной, чтобы в случае необходимости беглецы могли скрыться в лесу.

Я шёл неспешно, переводя дыхание, каждый шаг давался с всё большим трудом. Меня стал одолевать мучительный сухой кашель, а также появилась боль во втором боку. Похоже, воспаление стало двусторонним. Кляня себя за несдержанность и беспечность, я шёл вперёд, дав себе слово, что как только выберусь наружу, сразу вернусь в Ирий, и никакое расследование не сдвинет меня с места до полного выздоровления.

Наконец, я упёрся тупик. Вверх уходила прикреплённая к стене металлическая лестница. За годы она покрылась пятнами ржавчины, поверх которых я увидел свежие следы, всё такие же бесформенные и непонятно кем оставленные. На потолке виднелся люк с ручкой посредине. Я поднялся на несколько ступенек, взялся за ручку и