Танец теней - Яков Осканов

Я осторожно попытался снять крышку, но она, как будто, прикипела. Тогда я достал нож и, немного повозившись, раскрыл коробочку.

Там лежала высушенная бабочка. Точь-в-точь, какой её описывала Соня в своём дневнике. Крупная (на ладони едва уместилось бы две), вначале она показалась мне чёрной. Но вот я повернул коробку, и она заискрилась под лучами солнца, переливая оттенками зелёного и синего.

Я поднёс коробочку Тэгую, и он с каким-то детским любопытством заглянул внутрь.

— Она, всё-таки поймала её.

Старик кивнул.

— Знаешь такую? Как называется у вас?

Тэгуй покачал головой:

— Никогда не видел, Никон.

Что ж. Похоже, девочке удалось исполнить свою мечту. И я вдруг остро почувствовал, что эта бабочка, была последней нитью, которая связывала девочку с прошлой жизнью, той жизнью, где всё ещё могло окончиться иначе. Воспоминание о матери — вот что передала мне Соня. Так она обрывала эту нить, выплатив последний долг, который сама себе назначила: увековечить память о матери.

Это было прощание. Не со мной, конечно. И даже не с миром, который я собой представлял. Это было прощание с собой. С девочкой, которая верила в чудо, с девочкой, чьи надежды на счастье поглотила беспросветная тьма, оставив её наедине со смертью и ужасом посреди бескрайнего древнего леса.

Я понял, что мне не нужно искать её. Мне не от кого её спасать и нечего ей предложить.

***

Мы провели в лесу около двух месяцев, пока кости мои окончательно не срослись. К тому моменту наступила осень, и нужно было спешить, чтобы до холодов добраться до стойбища Орокона и там обзавестись тёплыми вещами и припасами для моего возвращения в Тальминск. Мы последний раз заночевали в нашем, ставшим уже почти родным, лагере.

Ранним утром, я проснулся, привёл себя в порядок. Тэгуй ещё дремал, и я не стал его будить, а вместо этого неловко заковылял по тропе, зная, что она выведет меня к знакомому лугу. Со времени пожара я ни разу не был там, хоть уже несколько дней как начал осторожно ходить, опираясь на посох.

Лес расступился, и я смог увидеть, что стало с усадьбой.

В декорациях наступившей осени это место выглядело совсем иначе. Горы вокруг окрасились в золотое, охряное и багряное, будто укрытые драгоценной парчой. Луг же напротив — выглядел поблекшим и безжизненным: иссохшие чахлые травы серо-бурым ковром покрывали землю, а над ними клубилось покрывало белёсого тумана. В окружении ярких красок тайги выцветшая проплешина луга смотрелась как язва, поразившая старый лес.

Чёрные руины особняка высились над озером, отражаясь в его недвижной чёрной воде. Крыша и часть стен обвалились, а основание тонуло в густом тумане. Чёрные от копоти остатки печных труб и каминных дымоходов торчали, словно пальцы мертвеца, который тянется из пелены небытия, не желая навсегда раствориться в Вечности.

Здесь когда-то родились большие мечты великого человека. Мечты о рукотворном рае, о месте для исцеления тех, кто потерялся во тьме собственного сознания, и о храме науки, стоящем на рубеже неизведанных земель. Увы, всем им не суждено было сбыться. Все они покоились под толстым слоем обломков. А Ирий превратился в зловещую гробницу, напоминающую о том, что даже сильнейшие из нас просто песчинки в руках грозных сил природы. А Судьба иногда рисует нам совсем не тот финал, который мы для себя планировали.

Я думал о Стужине. О том, какую борьбу он вёл, и каким испытаниям подвергся. Ирий не сломал его, и пуля, которую он пустил себе в висок, была не попыткой бегства. Это был последний бой, в той войне, которую он вёл, веря, что защищает свою дочь.

«Покойтесь с миром, Михаил Николаевич», — прошептал я и добавил: — «Покойтесь с миром вы все».

Мои дела тут завершились. Я зашагал обратно, будить Тэгуя. Нам предстоял долгий путь домой.

Глава 21. Санкт-Петербург. Несколько месяцев спустя

Когда Никон Архипович Суздалев вернулся в Санкт-Петербург, он устроил себе пару дней отдыха, за которые успел привести себя в порядок и отдохнуть. Почувствовав, что силы к нему вернулись, он решил завершить неоконченные дела, которые оставались после его путешествия в Сибирь.

Первым делом он принялся за отчёт об экспедиции, который должен был сдать в Министерство Внутренних дел. Это рутинное занятие отняло у него несколько дней, но он считал своим долгом сначала уладить дела по службе, и лишь потом позволил себе заняться личными.

Сначала он посетил контору братьев Степанцовых, которым передал завещание и перстень их дяди, после чего имел долгую беседу, ибо вопросов у наследников было немало. Суздалев как мог подробно рассказал о том, что он увидел и узнал в Ирие, а так же отдал им дневник Сони и записную книжку Михаила Николаевича.

Братья были потрясены историей, а узнав, что их племянница жива, решили тут же организовать экспедицию по её спасению. Никон Архипович, впрочем, дал понять, что энтузиазма их не разделяет, и предложил им проконсультироваться с бывшим лечащим доктором Сони — Михаилом Юрьевичем Соколовым.

Понимая их занятость, он предложил собственноручно доставить доктору записи Стужиных, чтобы тот имел возможность с ними ознакомиться, когда Никифор Аркадьевич и Фёдор Аркадьевич найдут время посетить клинику. Тем более, что сам Суздалев собирался увидеться с профессором Соколовым, так как обещал ему привезти журнал Альберта Августовича Вернера для научных целей, пока он попытается разыскать наследников профессора, коим и надлежало вручить журнал, если таковые найдутся.

Визит к Степанцовым занял у Никона Архиповича почти весь день — рассказ отнял немало времени. Поэтому остальные дела он отложил до следующего дня.

Проснувшись, он отправился по адресу Ильи Петровича Иванова, к которому у него имелось деликатное дело. Старый профессор принял его радушно, и Суздалеву пришлось второй раз пересказывать свои приключения. Илья Петрович остался под большим впечатлением от услышанного и задавал много вопросов. Но в отличие от вопросов братьев Степанцовых, палеонтолога интересовали больше вопросы, связанные с наблюдениями Никона Архиповича за природой в окрестностях Ирия. Он живо интересовался породами по берегам рек и с особенным интересом выслушал историю о землетрясении и термальном источнике.

Под вечер, когда наступило время прощаться, Суздалев достал из кармана небольшую жестяную коробочку, и показал профессору содержимое. Илья Петрович вынужден был признать, что видит такую бабочку впервые, но при этом извинился, и напомнил, что энтомология не его прямая специальность, а потому знания его о насекомых весьма ограничены.

Никон Архипович рассказал учёному о сокровенном желании Сони назвать бабочку в честь её матери, Веры