Лотос и ветер - Джон Мастерс

«Мы идем на юго-восток, — сказал Робин. — Ваши люди контролируют страну на западе. Она может перебросить туда большие силы, чтобы поймать нас, и использовать все телеграфы, которые вы построили, но она не осмелится перебросить больше дюжины кавалеристов на китайскую сторону. Ему никогда не приходило в голову не верить Муралеву. Они достигли уровня правды, и все слова, которые он слышал из уст Муралева, были правдой.

«Сначала я отправляюсь в Цайдам, — сказал Муралев. — А вы в Индию?

— В Индию. Робин подумал об Индии, об Энн, о младенцах, снова посмотрел на памир вокруг и добавил: «Я полагаю».

Муралев отошел, чтобы поймать стреноженного пони, пасущегося неподалеку. Робин сказала Джагбиру, что Муралев поедет с ними, и объяснила почему. Джагбир спросил, куда направляется Муралев, и, когда ему ответили, на минуту задумался и сказал: «Он должен остаться со своей женой и своим раджем. Он убегает».

— Возможно, — сердито ответил Робин. Но он едет с нами.

Когда пони был навьючен, Муралев зашел в черную палатку и вышел оттуда с толстым кожаным кошельком в руке. У кошелька был маленький латунный замочок. Он убрал его в свою седельную сумку. Джагбир прошептал: «Видишь это?» Робин кивнул. Он видел это, но это было не важно.

Муралев вскочил в седло. Сидя верхом, он коротко переговорил с одной из женщин, которая вышла, чтобы взбить масло в сырой маслобойке. Затем он тряхнул поводьями и подошел к Робин.

Робин глубоко вздохнула. Счастье нахлынуло на нее, как глоток ледяного шампанского. Это было не неуклонно растущее чувство благополучия, а серия необъяснимых подъемов, каждый из которых был более волнующим, чем предыдущий. «Памир» катился вперед и позади, вправо и влево. Вдали ярко сверкало голубое озеро. Весь обман исчез, воцарилась правда, его задача была выполнена. Он видел лошадей на севере и луга, где они паслись. Он видел людей, которые будут управлять лошадьми, и людей, которые будут направлять курс всадников. Он видел лошадей и всадников, репетирующих штурм гор. Когда забрезжит их день, орды затемнят этот памир, где его пони сейчас бредет на юг. Они тысячами ворвутся в ущелья, оставляя своих мертвецов, все еще кружась тысячами. Они собирались пройти этим северным маршрутом.

И было аксиомой, во-первых, что российские тяжелые силы не могли использовать этот маршрут; и, во-вторых, что основные и вспомогательные усилия должны быть сосредоточены на смежных маршрутах. Это были его Заметки Номер Два и три в ту долгую тревожную ночь в Балхе. Следовательно, если монгольская кавалерия собиралась использовать северный маршрут, то основная атака должна была быть нанесена по центральному маршруту; а южный маршрут был уровнем обмана.

Он был счастлив, потому что с самого начала понимал все, что делала Леня Муралев. Она вела его и Джагбира на юг, каждый ярд пути. Они чувствовали вожжи, но не могли поверить в них, потому что она так старательно пыталась убить их. И она пыталась — до предела — полагаясь на его интуицию и выносливость Джагбира, что они, несмотря ни на что, выживут. В конце концов, пузырек с ядом был реквизитом в шараде. Она думала, что они переживут это, и они пережили.

Итак, истина, последнее слово было столь же ясным, как сапфировое озеро на востоке: русские будут использовать два маршрута, свой главный центр тяжести, свои монгольские орды направят на север. Вплоть до момента нападения они заставляли свои жертвы верить, что основная тяжесть атаки направляется на юг и может быть даже направлена против Турецкой империи. Такой обман, в случае успеха, застал бы британские и индийские силы врасплох на расстоянии до тысячи миль.

Но поверит ли главнокомандующий в Индии, который никогда не встречался с Леней Муралевым, что существует женщина, обладающая смелостью, умением и рассудительностью использовать отравленный колодец в качестве приманки для ловли мужчин, уже умирающих от жажды?

Он искоса взглянул на спокойный профиль Муралева. Письменные неопровержимые доказательства были у Муралева в бумажнике, который лежал в боковой седельной сумке. Однако было бы неправильно требовать показать это. Это испортило бы ветер истины, который дул над памиром и давал ему эту спокойную уверенность. Он бы этого не сделал.

Прежде всего он был счастлив, потому что нашел Муралева там, где тот должен был быть, и делающим то, что должен был делать. Теперь у них будет возможность поговорить вместе. Возможно, даже, они вместе отыщут дом недоступной птицы. Возможно, ему удастся убедить Муралева приехать на время в Индию. Как только они пересекут границу, не будет необходимости спешить. У них будет время поговорить и подумать. Он сможет задавать вопросы и учиться, а в процессе обучения обретет частичку с таким трудом завоеванного спокойствия Муралева.

В быстром путешествии прошло три дня. На четвертое утро Робин проснулся за два часа до рассвета и разбудил остальных. В это время поднялся сильный ветер. Обретенный на свободе, он промчался по памиру и утащил за собой жалкое навесное укрытие — два куска войлока, которыми Муралев поделился с ними. Джагбир всегда спал, зажав винтовку между колен, обнимая ее холодное дерево и горящую сталь, как голландский бургомистр обнимает свою голландскую жену. Сезон был далеко в разгаре, и их пальцы часто становились такими твердыми, что они несколько минут подряд возились, застегивая один-единственный кожаный рычажок. Они ели молотый ячмень, смешанный в миске с творогом.

— День будет тяжелый, — сказал Муралев. И помните, эти киргизы сказали нам, что дорога плохая.

Вчера они наткнулись на четырех кочевников, которые сообщили им, что тысяча всадников расположилась лагерем сразу за границей с Россией. Муралев думал, что три или четыре небольших отряда кавалерии уже будут на китайской стороне, разыскивая их. На Памире не было пограничных заграждений, и офицер мог легко сказать, что он перешел границу по ошибке. Один из таких отрядов наверняка находился на перевале впереди. Поэтому Муралев согласился, что пробовать перевал небезопасно. Вместо этого они должны сегодня самостоятельно найти дорогу через отроги Музтаг-Аты. Перевал был выше шестнадцати тысяч футов; их маршрут должен был привести их ближе к девятнадцати тысячам.

Они с трудом вскочили в седла, и пони с трудом тронулись с места. Вечером они видели юрты на равнине в пяти милях к востоку, но сейчас там не горело ни огонька. В гаснущих звездах, в предрассветных сумерках Робин увидел впереди двух мужчин,