Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

поведении экипажа, о том, что капитан говорил пассажирам – обо всём. Я знаю, вам сейчас может быть тяжело, но говорю вам: нам нужна помощь». Мы поговорим еще завтра, и, возможно, вы наберетесь сил приехать в аэропорт и посмотреть на модель самолета, которая у нас там есть».

Он посмотрел на Кларка, тот кивнул и выключил диктофон. Оба дали ему карточки с номерами мобильных телефонов. Они записали его номер и адрес в Бруклине.

«Позвоните нам, когда захотите приехать в аэропорт», — сказал Оллинс от двери с короткой, ледяной улыбкой. «И, эй, не забудьте взять с собой эти заметки».

«Ты собираешься сделать это для меня».

Внезапно вздрогнув, Харланд осознал, что потерял почти три дня. Он позвонил своей сестре Харриет в Лондон и обсудил возможность провести Рождество у её семьи. В глубине души он задавался вопросом, как он сможет так скоро сесть на другой самолёт. Но он также был уверен, что не хочет проводить праздники в Нью-Йорке. Большая часть ООН будет закрыта, и многие люди вернутся в свои страны на целых две недели. Он сказал, что сообщит ей об этом в ближайшие дни. Затем он позвонил в свой офис и сообщил Марике, что ему понадобится из одежды в его квартире. Он попросил её купить новый мобильный телефон. Его телефон был уничтожен вместе с портфелем.

После обеда он скользнул в кровать и наблюдал, как солнце садится за жемчужно-серым саваном. Оно напоминало ему о свете над болотами в Англии и о бескрайних холодных небесах его юности. Харланд старался избегать самоанализа, но знал, что теперь в его жизни есть «до» и «после», разделённые несколькими минутами, когда его уносило течением, и он был уверен, что умрёт. Он смотрел на себя без сентиментов и страха и понимал, что за выживание ему может грозить расплата, возможно, существенная потеря уверенности в себе, как он уже переживал, когда его перенесли на другую больничную койку, избитого так сильно, что медсёстры поначалу прятали глаза, не видя его ран. Это заняло много времени, но он справился, и справится и на этот раз.

Он закрыл глаза и подумал о Грисвальде и группе людей, стоящих чуть поодаль в аэропорту. Это была довольно типичная толпа ООН, с их мобильниками и ноутбуками. Все они были хорошими людьми, полными смелых инициатив, но каждый в той или иной степени принимал яростное воодушевление за достижение. Он попытался удержать эту сцену в памяти. Там было две или три группы людей, ожидающих микроавтобуса, чтобы сесть на самолет ООН. Несколько человек вышли из здания терминала покурить. Остальные стояли по двое и по трое внутри. Что-то было не так в том, как он это вспоминал; что-то сбивало его с толку. Его мысленный взгляд скользил по группам, пытаясь уловить информацию. Молодые люди, оба с компьютерными кейсами. Женщина в длинном черном пальто. Анорак Ламера с меховой опушкой на капюшоне. Многого не хватало.

Он подумает об этом позже. Сейчас он будет спать. Он задремал, на этот раз думая не о равнинах своего детства, а о пустой площади в городке на вершине холма в центральной Италии. Этот непрошеный образ в последнее время посещал его лишь изредка.

На следующий день он проснулся рано. От нечего делать он пошёл за ручкой и бумагой к дежурной медсестре в конце коридора. Теперь ему было легче двигаться.

Синяки на спине и груди всё ещё причиняли острую боль при глубоком дыхании, но ноги стали менее скованными, а таинственные невралгические боли на животе и бёдрах, из-за которых он просыпался в первые ночи после аварии, исчезли. Он выпросил кофе и вернулся в свою комнату.

Рассвет на западе оставлял горчичное пятно. Он сел на кровать и заметил небольшую чёрную сумку. Марика, должно быть, заглянула к нему накануне вечером с его вещами. Внутри были записка от неё, кое-какая его одежда, триста долларов аванса, новый телефон и связка ключей от квартиры. Он улыбнулся её деловитости. Он закинул ноги на кровать и откинулся на подушки, чтобы написать отчёт о полёте. Он обнаружил, что не может много добавить к тому, что рассказал Кларку и Оллинсу, пока не набросал план салона и не вписал несколько имён в небольшую продолговатую сетку сидений. Он отметил себя и Грисвальда лицом друг к другу на двух задних сиденьях по правому борту. Он знал, что Андре Блох сидит немного впереди, а сам он сел напротив одной из женщин. С другой стороны прохода от него, по левому борту, сидел Крис Ламер. Перед взлетом он вспомнил, как Блок наклонился через проход, чтобы что-то показать Ламеру. Они смеялись вместе с Филиппом Маасом из УВКБ ООН, а это означало, что он, должно быть, смотрел на Ламера.

Трудно было сказать, во что были одеты люди, и тем более вспомнить, что они несли с собой на борт, что, очевидно, интересовало Оллинса. Один из пассажиров, возможно, один из молодых людей, сидевших впереди, нёс чемодан. Он вспомнил, как стюардесса возилась с ним, чтобы его не убрали. Он записал всё как можно более бесстрастно и снабдил схему рассадки именами пассажиров, которых помнил.

Он снова и снова сосредоточивался на сцене, пытаясь разглядеть больше деталей.

Он вспомнил первый удар – ужасающий рывок вправо, отбросивший его к стене каюты. Он снова увидел в окне лицо Грисволда, мельком исказившееся. Он сохранил этот образ в памяти, а затем позволил бумаге соскользнуть с колен, а ручке – упасть на пол.

Молодой человек вышел из отеля на углу Десятой авеню и 23-й улицы рано утром. Его тело всё ещё жило по европейскому времени, и он не мог заснуть. Он пригнул голову навстречу ветру и поплелся завтракать в кафе, которым пользовался пару раз с момента приезда. Кафе было не очень, но вполне подходило, поскольку стоило недорого, а ему приходилось следить за своими денежными средствами. У окна также был столик, откуда открывался хороший вид на перекрёсток и вход в отель. Он очень сомневался, что его заметили, но всё же лучше быть начеку.

Он заказал у официантки, усталой, невысокой брюнетки с ярко накрашенными глазами и услужливой манерой держаться, которая, казалось, была здесь круглосуточно. Она была ещё одной причиной, по которой ему нравилось это кафе. Пока она принимала заказ, он думал о том, какая она необыкновенно красивая – изящное бледное лицо и красиво очерченные губы, которые нервно кривились в улыбке, когда она говорила.

Когда она ушла, он разложил газетную