Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

Вернувшись, Томаш надел шляпу и спокойно сидел на полированной скамейке у двери под подозрительным взглядом Бориса. Харланд подумал, что он похож на любого из тысяч молодых людей на улицах Нью-Йорка.

Они прошли несколько кварталов до ресторана, где у входа был бар. Был поздний холодный субботний вечер, и в заведении было довольно много народу, но им удалось найти хороший столик у окна в задней части бара. Харланд заказал у официанта пару кружек пива и пригласил Томаса сесть.

«Хорошо», — резко сказал он, — «назовите мне дату вашего рождения».

Томас не собирался торопиться. Он размотал шарф, снял куртку, под которой оказалась рубашка в угольно-серую и тёмно-синюю клетку. Он аккуратно сложил шарф и положил его на стул рядом с Харландом вместе с перчатками и шляпой. Он огляделся, вытер салфеткой запотевшее окно и выглянул на улицу.

«Вы готовы?» — спросил Харланд.

«Я родился пятнадцатого ноября 1975 года», — спокойно ответил Томаш. На его щеки вернулся румянец.

'Где?'

«В Праге».

«Сколько лет было твоей матери, когда ты родился?»

«Двенадцатого октября того года ей исполнилось двадцать два года».

Даты были почти верными, подумал Харланд.

«А где сейчас живет твоя мать?»

«За пределами Праги, но когда я был ребенком, мы много переезжали».

«Твоя мать замужем?»

«Она вышла замуж за гражданина России, но сейчас они в разводе».

«А она живет в Чехии?»

'Да.'

«А вы? Где вы живете?»

«Я жил в Стокгольме, где работал. Сейчас какое-то время живу в Лондоне. Возможно, скоро перееду».

В этом мальчике было много неубедительного: хотя он и стал увереннее относиться к Харланду, в его поведении появилась некоторая нервозность. Его взгляд то и дело метался в зеркало позади Харланда.

«Если хочешь, я могу рассказать тебе о своей матери, — сказал он. — Задай мне несколько вопросов».

Харланд подумал о другом, чтобы спросить его: «Есть ли у нее какие-нибудь особые приметы?»

«Да, на затылке, ниже линии роста волос — участок темно-коричневой кожи».

Он вспомнил тот момент, когда обнаружил в постели её овальное родимое пятно. Они сбежали, как им обоим казалось, в Орвието в самый разгар зимы. Это было в начале 1975 года, когда они были знакомы всего пять месяцев. Им нужно было провести время вместе, оба были слишком молоды для давления своей профессии. Они провели там четыре ночи в лучшем номере старинного отеля. Город был пуст, неподвижен и холоден вокруг них, словно поражённый чумой, и, казалось, ни одна душа не слышала непрестанного звона колоколен. Всё было довольно просто: на эти четыре дня они слились друг с другом. Он был к ней ближе, чем к кому-либо ещё в своей жизни. Но оставалось всего несколько недель, прежде чем ему пришлось вернуться в Лондон, чтобы завершить обучение. К тому времени между ними не было никаких секретов. Он знал, кем она была на самом деле – агентом StB, чешской службы безопасности. Её языковые навыки и недюжинная красота были использованы в Риме, сначала против чешских диссидентов, проводивших там пропагандистскую операцию, а затем с целью скомпрометировать дипломатов в американском и британском посольствах. Она сказала Харланду, что его выбрали как неопытного сотрудника СИС, поддающегося её чарам. Она рассказала ему всё, но так и не назвала своего настоящего имени, потому что слишком боялась. У них было что-то на неё. Он так и не узнал, что именно. Однажды утром они расстались на римском вокзале. Харланд вспомнил эту сцену. В тот момент это было похоже на ампутацию.

«Так как же твоя мать познакомилась с мужчиной, которого ты считаешь мной?»

«Это было в баре. Вас познакомил американский дипломат, знакомый моей матери. Вы были его постоянным партнёром по теннису, сказала она. В тот же вечер вы вышли в большой компании. Вы говорили о прочитанных книгах. Для неё это был замечательный вечер – очень волнительный: она была в Риме с западными людьми, пила и смеялась. Разительная перемена по сравнению с той жизнью, которую она знала в Чехословакии. Несмотря на то, что она работала в Службе государственной безопасности, она сказала, что это был один из самых беззаботных вечеров в её жизни. Она сказала, что потом вы бродили по городу почти всю ночь. Стоял конец лета – август или сентябрь – и вы шли, пока на рассвете не нашли кафе на рынке возле французского посольства. Вам пришлось поймать такси и сразу ехать на работу. Видите ли, мистер Харланд, я знаю об этом».

Харланд заказал себе ещё пива, поскольку парень ещё не притронулся к своему, и спросил официантку, не найдёт ли она ему сигарету. Она порылась под фартуком и вытряхнула «Мальборо» из пачки. Томас прикурил от спичечного коробка на столе и с улыбкой откинулся на спинку стула.

«Я не представлял вас курильщиком», — сказал он.

Харланд проигнорировал это замечание. «Кто подсказал вам идею обратиться ко мне?»

«Никто», — серьёзно ответил Томаш. Он наклонился вперёд и оперся локтями на стол. «Ты думаешь, я всё это выдумываю? Как ты можешь в это верить?»

«Скажи мне. То есть, ты подходишь ко мне на улице, как какой-то профессиональный преследователь, объявляешь себя моим сыном и ждёшь, что я приму тебя с распростёртыми объятиями. Так что же мне теперь делать? Изменить завещание?»

Перепишите фамильное серебро на своё имя, да? Вы же не думаете, что я всё это осознаю?

«Я знаю об Игле Клеопатры, — сказал он. — Это докажет, что я говорю правду. Никто, кроме тебя и моей матери, об этом не знал».

«Ты уже упоминал об этом», — равнодушно сказал Харланд. «Так почему бы тебе не рассказать мне об этом?»

«Моя мать говорила, что ты шутил, что она Клеопатра, потому что верил, что твоя любовь к ней тебя погубит. В этом был некий чёрный юмор, сказала она. Через несколько недель после твоего отъезда из Рима она позвонила тебе и сказала, что в Лондоне. Ты договорился встретиться вечером у Иглы Клеопатры на Темзе, потому что не хотел рисковать, чтобы тебя увидели с ней. Она поняла это. Тебе было очень тяжело – она знала это. Она сказала, что очень хорошо помнит это. Был прекрасный весенний день. Она нашла место встречи, а потом прогулялась вдоль реки и немного поразмыслила. У неё была большая проблема, о которой она собиралась тебе рассказать, но потом решила, что не может. Всё верно, не так ли? Она не пришла,