Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

«Это не причина, это симптом. И это всё, что я готов сказать».

Увидимся.

Через десять минут пришла цепочка кода. Харланд понятия не имел, что с ней делать, и чувствовал себя довольно подавленным. Три звонка, сделанных этим утром, принесли ему чёткую информацию, но не понимание.

Коды – это, конечно, хорошо, но его интерес и вера в эту сторону разведывательной работы всегда были невелики. Они отвлекали от человеческих проблем, таких как мотивы и предательство. Но у него был секрет Грисволда, и ему нужно было найти способ его расшифровать. Единственной его мыслью было выяснить, знает ли Птица кого-нибудь, кто мог бы его раскрыть.

В течение следующего часа Харланд сделал ещё несколько звонков: сначала Филипу Смит-Кэннону, неврологу Томаса, с которым он договорился встретиться позже днём. Затем он позвонил в офис Генерального секретаря и оставил сообщение с просьбой, чтобы кто-нибудь, желательно сам Джайди, убедил Рива помочь ему. Наконец, он связался с Птицей, который ехал верхом на Риджуэе.

Кат слушал с неослабевающим энтузиазмом, но сказал, что единственная надежда на их встречу в ближайшие сутки – это готовность Харланда приехать в Челтнем на новогодние скачки на следующий день. У Ката была доля в лошади, шансы на победу которой в забеге 2,35 были выше среднего. Мэйси была членом синдиката и тоже будет там.

В течение дня они периодически заглядывали в бар «Аркель» в зоне для членов клуба. Харланд вскользь объяснил несколько вопросов, которые хотел бы обсудить, и упомянул, что ему нужно что-то…

расшифровали. Кут велел ему принести все материалы. Затем он поинтересовался, с какой компанией тот общался последние несколько дней. Харланд понял, что тот спрашивает, следят ли за ним. Он ответил, что с момента прибытия в Лондон встретил немало старых друзей.

«Понятно», — сказал Птица. «Ну, давайте оставим это при себе. Выпьем за компанию на скачках, а?» Харланд улыбнулся. Было бы здорово снова увидеть их обоих.

Неврологическое отделение, куда перевели Томаса, располагалось в неприглядном здании больницы из красного кирпича в Блумсбери. Харланд прибыл туда, когда уже стемнело. Огни освещали пустынный тротуар; признаков жизни почти не было. Здание в коме, подумал Харланд.

Он прекрасно понимал, что ему следовало бы собраться с силами на выходных и навестить Томаша, но аналогия с его собственным страхом тюремного заключения и боли была для него слишком близка.

Доктор Смит-Кэнон появился вскоре после того, как Харланд объявил о своём прибытии на ресепшен, и настоял на том, чтобы они немедленно отправились в палату Томаса. Он сказал, что, учитывая тяжесть его травм, состояние хорошее, но Харланду следует подготовиться к встрече с Томасом — поначалу это было тревожное зрелище.

Его провели в слабо освещённую комнату. Медсестра поднялась со стула, прижимая к груди журнал. Она перевела взгляд со Смит-Кэнон на Томаса и обратно и сказала, что его состояние не изменилось. Врач кивнул и, чувствуя нерешительность Харланда, подвёл его под локоть к кровати.

Верхняя часть тела Томаша была приподнята под углом тридцать градусов. Его голова была обмотана бинтами, а места попадания пуль были отмечены прокладками и повязками. На шее был надет трахеотомический воротник, чтобы он мог дышать.

Трубки шли к его носу и рту, а из-под одеяла — к желудку.

Аппараты рядом с изголовьем кровати и за ним шипели, всасывали воздух и время от времени задыхались в собственном ритме.

Смит-Кэнон сказал, что на этом этапе Томасу требовался постоянный уход. Например, необходимо было предотвратить закупорку трахеотомической трубки слизью. Но внимание Харланда отвлекал тёплый и влажный воздух в комнате, пропитанный резким запахом лекарств.

Смит-Кэнон взял Томаса за правую руку и пощупал пульс. Затем он наклонился к его лицу и посветил фонариком в глаз, который держал открытым, оттянув веко кончиками пальцев. Харланд увидел, как свет пробился сквозь крошечный, бесстрастный зрачок. Доктор опустил веко и повернулся к Харланду.

«Боюсь, что признаков сознания нет, но это может быть обманчиво: часто пациент постепенно приходит в сознание, и хотя кажется, что он мертв для мира, он может полностью осознавать происходящее вокруг».

Он рассказал Харланду об оборудовании, расположенном у кровати Томаса, объяснив, что трахеотомия продлится ещё много месяцев, возможно, всю жизнь. Сейчас он питается через трубку, которая идёт прямо в желудок, но со временем, возможно, придётся заменить её из-за риска аспирации пациентом отрыгнутой пищи. Были приняты меры по обеспечению работы кишечника и мочевого пузыря, и их также необходимо будет пересмотреть.

Харланд посмотрел на лицо сына. Оно не было совсем пустым. В нём определённо был взгляд матери, а в складке лба он увидел выражение застывшего страха. Он подумал, не останется ли это навсегда, но не стал спрашивать врача. Его слишком одолевало чувство, что Томаса, какими бы ни были его проблемы, фактически отняли у него именно тогда, когда он уже принял его как сына.

Доктор сочувственно посмотрел на Харланда.

«Знаю, всё это довольно неприятно. Но лучше, чтобы вы полностью осознавали ситуацию. Ему потребуется очень много ухода, и на пути будет много препятствий, о которых я могу рассказать вам через минуту. Но сначала я хочу, чтобы вы кое-что для меня сделали. Я хочу, чтобы вы сели и поговорили с ним. Думаю, будет лучше, если вы сделаете это в одиночку».

Он кивнул медсестре с улыбкой. Когда она ушла, он сказал: «Думаю, нам пора начать использовать его настоящее имя. Конечно, я буду вести его дело и записи под именем Ларс Эдберг, но если мы продолжим обращаться к нему как к Ларсу, он может просто перестать его узнавать. С другой стороны, его настоящее имя наверняка что-то для него значит. То же самое может относиться и к использованию английского языка. Я не знаю, насколько хорошо он говорил по-английски, но даже если бы он свободно им владел, думаю, его родной язык был бы лучше».

Его мать — вам удалось ее найти?

Харланд покачал головой.

«Что ж, её крайне важно найти. Когда он придёт в себя, его восприятие не будет нарушено, но он не сможет выразить ни малейшего желания. Это чрезвычайно пугающий опыт, который может быстро привести к депрессии. Это часто выражается в том, что пациенты ещё больше замыкаются в себе, отказываясь от попыток общения – это единственное, что они могут контролировать. Но у него есть несколько способов общаться…

например, использование века или вертикальное движение зрачка.

Запертых пациентов также можно обучить изменять активность