Коллекция - Валерий Аркадьевич Горбунов

Григорьевич только тем и занимался, что отталкивал от себя людей — сначала жену, потом сына, не говоря уже о дальних родственниках, с которыми он и знаться-то не хотел, — холодным равнодушием, жестокой бессердечностью, расчетливой жадностью. Ему казалось, что всех близких заменили вещи, старые, добротные и дорогие вещи, ценность каждой из них была точно определена и всеми признана, они принадлежали ему, верные и безропотные, он был их единственным и полновластным хозяином. Он был убежден, что спокойно встретит свой последний час в их тихом и достойном окружении, в свечении золота и серебра, в сиянии хрусталя и блеске полировки дорогих пород дерева.

И вдруг, словно по мановению волшебной палочки, под воздействием Ольги Сергеевны, исподволь меняется структура его души. Сначала незаметно, а потом все явственнее в нем стала проявляться потребность в действии, вернее сказать, в противодействии тому, что он делал всю свою жизнь.

В прошлом экспонаты его коллекции не раз участвовали во всевозможных выставках с обязательным указанием — на этом он настаивал неукоснительно: «Из личного собрания С. Г. Лукошко». Для него как коллекционера это было большой честью, и он эту честь ценил. И все же отдать насовсем, причем безвозмездно — это было выше его понимания.

Но в один прекрасный день (это было прошлой осенью) он достал из шкафа рисунки Сурикова и отнес их в Третьяковку. Передавая их из рук в руки директору музея, Лукошко поставил условие (без условий он не мог — такой уж у него был характер): рисунки ни в коем случае не должны храниться в запаснике, их немедля следует вывесить для всеобщего обозрения.

Должно быть убедившись, что условие это выполнено, Лукошко пригласил Ольгу Сергеевну в музей. «Вы увидите кое-что любопытное!» — с коротким смешком, похожим на кудахтанье, сказал он ей. Узнав драгоценные листы, не раз виденные ею дома у Лукошко, Ольга Сергеевна (Коноплев отчетливо себе это представил) вмиг обо всем догадалась, прижала руку к кружевной черной мантилье в том месте, где было сердце, и сказала нежным грудным голосом: «Я знала, милый друг, что не обманулась в вас». А он засмеялся счастливым смехом, повторяя одну и ту же фразу: «Это первая ласточка, только первая ласточка…»

У Лукошко зрело решение, грандиозное, как то чувство, которое переполняло его. Он подарит свою коллекцию государству. Одним махом перечеркнет все ошибки и заблуждения своей долгой жизни, искупит вину перед обманутыми людьми, обретет покой и счастье.

Исподволь он начал искать город, которому передаст свою коллекцию. Это должен быть молодой город, чья судьба только-только начинает складываться. Но город, как принято сейчас говорить, перспективный, с будущим. Он заранее решил, что поставит условие: коллекция ни в коем случае не должна раствориться среди других экспонатов, она будет существовать как единое целое и называться «Коллекцией С. Г. Лукошко». Было бы также неплохо, чтобы в благодарность за его поступок (про себя он называл ею «подвигом») ему выплачивали небольшое ежемесячное вознаграждение, добавок к пенсии. Соединив свою судьбу с его судьбой, Ольга Сергеевна ни в чем не должна испытывать нужды.

Свой выбор Лукошко остановил на малом сибирском городке, который, судя по тому, что он читал в прессе, ожидало великое будущее. Он написал в этот городок письмо с предложением своего щедрого дара. Ответ был получен немедленно: присылайте! И приезжайте сами. Начнем с того, что устроим в Доме ученых выставку…

Семен Григорьевич, не мешкая, заказал на железнодорожной станции несколько контейнеров — по 39 рублей за штуку (благо институт все расходы обещал возместить по предъявлении отчетных документов). И отправился… Дожидаясь в Сибирске коллекции, не находил себе места: вдруг с нею что-нибудь случится? Успокаивал себя тем, что коллекция застрахована. Наверное, он твердил себе: стоит ли так терзаться, ведь он по собственной воле отказывается от этих сокровищ, передает их в чужие руки?

В глубине души, однако, он не верил, что это когда-нибудь произойдет. Так и вышло: коллекция вновь вернулась к нему.

Неожиданно Семен Григорьевич ощутил не радость, а разочарование. Общество отказалось от его сокровищ. Его дар отвергнут. Он помрачнел, погрузился в себя.

…Коноплев не сомневался: такой человек, как Лукошко, не мог смириться с неудачей. Эта неудача, должно быть, вызвала к жизни такую неуемную вулканическую деятельность, остановить которую могла лишь смерть.

САЛЬТО-МОРТАЛЕ

Январь вместо трескучих морозов и снегов принес ростепель, ненастье. Недолго и простуду схватить.

Митя почувствовал себя совсем больным. Голова тяжелая, словно чугуном налита, во рту горечь, то и дело испарина прошибает. За что ни возьмется — из рук валится.

Ушел из объединения, поплелся к врачу. Хотелось получить бюллетень и отлежаться. Однако в поликлинике возле врачебного кабинета на стульях уже сидело человек восемь — десять. Митя повернулся обратно: не торчать же целый день в этом душном, пропитанном лекарственными запахами коридоре. Гораздо полезнее для здоровья погулять в сквере, благо дождь перестал.

Однако пойти в сквер не решился: вдруг его увидит гуляющим кто-нибудь из сотрудников объединения? Скажут: хорош больной! Начнутся разговоры…

«И хорошо, что не взял бюллетень, — успокаивал он себя. — Не иначе, как дней на десять уложили бы в постель. А тут я за два дня приду в норму, прямая выгода!»

Однако начальник управления, узнав, что Лукошко два дня отсутствовал на работе без уважительной причины, взглянул на дело иначе.

— Это же прогул! — воскликнул он. — Вы — руководитель коллектива, вам поручено такое дело. И что же? Боюсь, что мы ошиблись, выдвинув вас на столь ответственный пост.

Митя надулся, принял высокомерный вид, резко ответил:

— Я отвергаю ваше замечание! Важно не то, сколько времени человек протирает штаны на работе, важно другое — КПД его деятельности!

Начальник управления, не ожидавший такой отповеди, дрогнул:

— Так, может быть, вы дома работали? Тогда так и скажите…

Митя важно склонил голову, дал понять: да, он работал. Однако вслух ничего не сказал: врать не хотелось.

— Кстати, о КПД… Пора нам подвести некоторые итоги. Посмотреть, что сделано. И куратор интересовался… Прошу вас подготовить доклад ко вторнику.

Выходя из кабинета, Митя испытал облегчение. Фу! С прогулом дело, кажется, сошло с рук. Пронесло!

А под ложечкой сосало: о чем он будет докладывать руководству во вторник? Что день грядущий еще готовит?!

Вернувшись к себе в объединение, начал лихорадочно рыться в графиках и планах. Еще раз убедился в том, что и так прекрасно было ему известно: дела запущены, все установленные сроки просрочены. По графику к середине июня должна быть в основном завершена разработка и унификация документации для АСУ, пройден тот самый «домашинный этап», о котором в свое