Коллекция - Валерий Аркадьевич Горбунов

край парусины. Они оказываются за кулисами. Здесь резкий и неприятный дух, из полутьмы доносятся грозное рычание, вздохи, всхлипывания… У самого своего лица Митя видит белую лошадиную голову. Шарахается в сторону.

— Осторожно, не оступитесь, — шепчет старичок и скрывается во тьме.

Митя и не заметил, как отстал. Всему виной белая лошадь, она испугала его, и он упустил старичка из виду. Митя бросается вперед и налетает на серую громадину слона. Тот переступает огромными ногами, надвигается на Митю, его охватывает страх.

— Эй! Кто здесь есть? Помогите! — кричит он.

Из темноты выныривает знакомый старичок:

— Как вы сюда попали? Сюда же нельзя!

Митя задыхается от негодования. Сам же его бросил, а теперь ругается.

Старичок хватает Митю за рукав, тянет в узкий проход.

— Вот кабинет директора, — говорит он. — Но его нет. Он на обеде.

— Так что же вы мне сразу не сказали? — ершится Митя.

— Да вы не волнуйтесь, — успокаивает его старичок. — Садитесь, ждите. Он скоро придет.

— А вы не уходите! — капризным тоном произносит Митя. — Что я тут один буду делать?

Старичок радуется: хоть кому-то он нужен. С готовностью усаживается рядом с Митей.

— Вы давно здесь работаете?

До Мити доносится то ли кудахтанье, то ли курлыканье: старичок зашелся в смехе.

— Давно ли я? Вы спрашиваете: давно ли я? — снова приступ смеха. Все его маленькое тело содрогается в конвульсиях.

— Да я выступал еще в балагане! Вы знаете, что такое балаган? Представление начиналось в двенадцать часов, после окончания обедни в церквах и продолжалось до позднего вечера. За вход брали деньгами и натурой, чаще всего яйцами. Кассир складывал их в специальный сундук.

— Яйцами? — удивляется Митя.

Неожиданно старичок запел тонким, надтреснутым голосом:

Пожалуйста к нам в театр, господа!

Остальное — ерунда.

Пять копеек за вход — небольшой расход.

Кто на наше представление не пойдет —

В рай не попадет!

— А вы кем работали в цирке? — интересуется Митя.

— Кем я только не был! Вы знаете, в 1914 году я поставил мировой рекорд. Перепрыгнул через трех слонов! Этот номер был даже снят для киножурнала «Патэ все видит, все знает».

— Вы?!

— Да, я, — говорит старичок. — А потом еще прыгал через девять лошадей и через горящий дом.

— Горящий дом?!

— Да… бутафорский дом, горящий бенгальским огнем.

— Должно быть, это было красиво! — с завистью произносит Митя. Мысленно представляет свой будущий номер и морщится. Постаревший, заплывший жирком, с редкими волосами, сквозь которые в лучах прожекторов поблескивает лысина, он будет стоять посреди арены и бормотать цифры, цифры, цифры… Кого это заинтересует, кого привлечет?

И, словно отвечая на его невысказанные мысли, старичок бормочет:

— Цирк — это прежде всего трюк. Такой, какого до тебя не делал никто! Понимаете, никто! И еще красота! Человеческая красота!

Митя инстинктивно втягивает брюшко, старается придать себе бравый вид.

— Вы ко мне? — На них строго смотрит высокий худой мужчина. Старичок испуганно вскакивает и ретируется. Митя проходит в кабинет, без приглашения садится, закидывает ногу на ногу. Ему хочется казаться бывалым, уверенным в себе человеком. Директор пальцами одной руки массирует фаланги пальцев другой. На вошедшего не смотрит. Митя внезапно догадывается: директору невыносимо надоели посетители, эти жалкие дилетанты, обуреваемые честолюбивым желанием стать артистами цирка.

— Я вас слушаю, — с мученическим выражением лица говорит директор. — У вас есть идея номера. Ведь так? В чем она? Говорите!

Митя, чувствуя, как жаркая волна стыда охватывает его, бормочет:

— Собственно говоря, у меня нет идеи номера.

Директор удивляется:

— Нет? Совсем нет? Тогда что же… Простите… Я не понимаю.

Митя заставляет себя сказать:

— Я — математик. Обладаю редкой способностью быстрого счета…

— Быстрый счет — это хорошо. Но может, вам обратиться в банк? В цирк-то зачем?

— А что, если устроить состязание с ЭВМ? — наугад произносит Митя.

— Состязаться с ЭВМ? А зачем? Публику забавляет, когда механический робот выполняет некоторые функции человека. Это необычно. А что, скажите, сенсационного в том, что человек возьмет на себя функцию машины? В конце концов, разве не этим человечество занималось на протяжении всей своей истории — с рождества Христова? А?

Мите давно бы встать да уйти. Но им овладевает упрямство. Надувает щеки:

— Вы недооцениваете… Вы даже не испытали меня, а уже с порога отвергаете. Я не понимаю… Мы живем в век НТР. Один из писателей сказал: «Ни одна из возможностей нашего мозга не кажется столь удивительной, как загадка чудо-счетчиков». Эта способность была присуща великим ученым — Амперу, Гауссу, Эйлеру…

Директор перебивает Митю:

— Они же не выступали в цирке! Почему же вы?

Митя выходит на середину кабинета, принимает, сам не замечая того, наполеоновскую позу: брюшко выставлено вперед, голова откинута назад, пухлые пальцы подсунуты под полу пиджака.

— Напишите на бумажке какое-нибудь сорокаэтажное число.

Директор пожимает плечами, пишет.

— Тут пять телефонных номеров моих знакомых и почтовый индекс.

— Не имеет значения. Дайте. Теперь возьмите.

Митя закрывает глаза, молчит. Потом произносит все число полностью. Директор сверяет его ответ с бумажкой:

— Все верно!

— А теперь я произнесу то же число в обратном порядке.

Директор заглядывает в бумажку:

— Здорово! — В его голосе звучит уважение. — Но понимаете, если бы это проделывал не человек, а…

— Морской лев? Или питон? — заканчивает Митя начатую директором фразу. — Все ясно! Извините! — И, повернувшись на каблуках, с высоко поднятой головой выбегает из кабинета.

…К выходу Митя прошел коротким путем, прямо через манеж, посреди которого человек на ходулях кувыркался через голову. Занятие, видимо, было нелегкое, пот лил с него в три ручья. А он все прыгал и прыгал…

«Нет, спасибо, я не ишак, чтоб вам тут часами прыгать», — сказал себе Митя, спускаясь с каменных ступеней на тротуар. О том, что еще один его великий план потерпел крушение, — об этом старался не думать.

В тот же вечер Митя отправился в дом на старом Арбате. В последнее время он ходил туда все чаще и чаще. Даже мысль, что Нина остается в своей квартире совсем одна (и неизвестно, как молодая, красивая и взбалмошная женщина может отнестись к этому одиночеству, на что оно может толкнуть ее, какой фортель жена выкинет), даже эта мысль не могла его удержать от частых посещений дома на старом Арбате. Потому что в старой квартире с антресолями жил не только отец, там жила коллекция, которой Митя был предан всей душой. Он шел на свидание с ней, сгорая от страсти неразделенной любви, подтачиваемый изнутри желанием завладеть ею, всеми этими редкостными и дорогими вещами. Присутствие при их свидании третьего, отца,