Кукуют кукушки - Юрий Олиферович Збанацкий

— А вы-то как поживаете, Андрей Иванович? Как ваше здоровьице? Давненько, дюже давненько не виделись…

Андрей Иванович, хоть и не показывал виду, не любил, когда его расспрашивали о здоровье. Какое там здоровье у человека его возраста. Кроме того, понимал, что бывшая ученица лишь ради приличия расспрашивает его. Пропустил вопрос мимо ушей, а на замечание о том, что давненько не виделись, тихо, с иронией произнес:

— Как видишь, Антонина, только гора с горой не сходится. А может, это и лучше, что горы не встречаются?

Вскоре разговор перешел на Харитона. Антонина принялась рассказывать, правда не столько о переживаниях мальчишки, сколько о своей к нему доброте: все дела, видите ли, бросила, не оставляет парнишку одного — утром в школу отправит, поесть приготовит, вот и сейчас поджидает бедного сиротинку из школы.

Андрей Иванович собрался уходить.

— Да куда же это вы так быстро? Может, борща отведаете? А?

— Спасибо, хочу повидать Харитона. Галина накануне гибели была у меня. К сыну спешила, ночевать у меня не осталась. Договорились, что ко мне переедет, а случилось такое… Заберу к себе внука!

У Антонины Горопахи отнялась речь. Она поняла, что ход событий круто изменит нечто важное в ее намерениях.

— Как это заберете, Андрей Иванович? — переспросила она, и учитель почувствовал в этом вопросе не только любопытство, но и протест.

— Воспитал Галину, выведу в люди и внука.

Антонина поняла: этот седовласый человек заберет у нее то, что она уже считала своей собственностью.

— Почему же это вы его должны взять? Разве вы, старый, немощный человек, обеспечите его всем, что необходимо ребенку? Или, может, не найдется достойных людей, чтобы поставить хлопца на ноги?

— Кто же это его на ноги поставит? — произнес он с горечью в голосе.

— Мы с Евменом вырастим. И воспитание дадим…

Старый учитель внимательно посмотрел на лесничиху. Ничего, абсолютно ничего не осталось в ней от той молчаливой Тоньки, стыдливо прятавшейся когда-то за чужие спины. Только какая-то неуловимая тень той девчонки угадывалась в этой дебелой, хорошо развитой физическим трудом молодой женщине с колючим и упрямым взглядом. Вздохнув, Андрей Иванович проговорил:

— Как раз больше всего мне и не хочется, чтобы ты, Антонина, воспитывала моего внука.

Антонина подбоченилась, будто перед нею не бывший учитель, а лесник Евмен.

— Да какой он вам внук?! Покойница одинаково нам с вами родственница, только мне подругой была верной, а вам — уж не знаю кем…

Старый учитель на какой-то миг заколебался — стоит ли раскрывать душу перед человеком, который этого не достоин, — и все же решился:

— Галина мне сама тогда… в тот вечер рассказала… Все рассказала… Поверить трудно, что ты, Антонина, спасая родственника-предателя, возвела поклеп на меня, своего бывшего учителя, и так бессовестно обманула Галину…

У Антонины Горопахи язык прилип к гортани. Она вспомнила, как настраивала Галину против отца, вспомнила, что не только она, — весь род ее говорил то же самое. Но сейчас и глазом не моргнула. Наоборот, в душе у нее с новой силой вспыхнула злоба и ненависть к учителю, которая с годами как бы притупилась. Сперва Антонина хотела весь свой гнев, все то, что таилось в душе, выплеснуть учителю прямо в глаза. Но, удержавшись в первый момент, успела одуматься, сообразить, что не стоит сейчас защищать дядьку-изменника, которого она даже и в глаза-то никогда не видела. Успела сообразить: никто сейчас, когда нет в живых Галины, не докажет, что такой разговор когда-либо был между ними. И Антонина, вместо того чтобы взорваться гневом, заговорила с видом оскорбленного человека:

— Вот тебе и на́! Что еще выдумаете? Никому ничего я о вас не говорила, даже и не собиралась. А что люди болтали — мне какое дело, люди чего только не наговорят…

Андрей Иванович, хотя и чувствовал неискренность этих слов, возражать Тоньке не стал. Только еще больше утвердился в мысли, что Харитона никак нельзя оставлять на воспитание Антонине. Поэтому примирительно произнес:

— Люди, они, конечно, говорят… Хотя не всегда их слова бывают справедливыми. Однако тебе, очевидно, лучше всех известно, кем была для меня Галина и кем доводится мне ее сын.

Антонина уже не была молчаливой, забитой ученицей, прятавшейся от учительских глаз на задней парте. Она, взрослая женщина, имевшая жизненный опыт, знала, как повести себя, как действовать, чтобы взять верх. Она не стала спорить с учителем и равнодушно произнесла:

— Да уж вам, Андрей Иванович, виднее. Прибежит Харитон, спросим: где захочет, там и жить будет. Может, у вас, может, здесь останется. Он ведь уже не маленький…

Андрей Иванович на это ничего не ответил. Решил зайти в школу, поговорить с Харитоном и с директором.

— Куда ж вы? Вон уж и хлопец бежит…

Во дворе клацнула щеколда, хлопнула калитка — так ее всегда закрывал Харитон. Топая сапогами, в хату спешили Харитон и Яриська.

Кто знает, как бы жил Харитон, если б не Яриська… Она не отступала от него ни на шаг. И главное, в школе никто этому не удивлялся, никто, даже из самых заядлых насмешников, не скривил рта в хитрой улыбке. Ни ребята, ни девчата ни о чем Харитона не расспрашивали, делали вид, что все так, как было и раньше. Однако отношение к нему изменилось. Чуткие, напряженные нервы тонко реагировали на все, и Харитон сразу же уловил суть этой перемены: его жалели. Снисходительно относились к нему и учителя. Никто из них не напомнил о недавних прогулах, не вызывал к доске. Они как бы не замечали Харитона, будто его и в классе не было. Но Харитона это ничуть не обижало. Все смягчало присутствие Яриськи — она была рядом, доверчиво и понимающе заглядывала в глаза, и ему начинало казаться, что с ним мама и потому незачем волноваться и отчаиваться.

Однако он никак не мог сосредоточить внимание на чем-либо, и это было тем единственным, что выдавало в нем чрезвычайное напряжение от крайне обостренного ощущения непоправимого горя. Он не мог уловить логическую связь в том, что говорили учителя; слышал слова, фразы, а что они означали, не понимал. Находясь среди людей, он в то же время был одинок, ощущал лишь одно — присутствие Яриськи, как бы заменявшей ему мать. Время от времени он поглядывал на нее только ради того, чтоб убедиться: она здесь! Уловив же ответный взгляд, всем своим видом молил: не оставляй меня!

Кто знает, каким чутьем — чутьем ребенка или, быть может, женщины, жившей в