Илийка. Не смолкает прибой - Анастасия Антоновна Зорич

— Тише, ты! — остановил его Василий и прислушался. Неподалеку в кустах защелкал соловей.

— Эх, хорошо здесь, вольно! — усаживаясь опять на траву, проговорил Митря.

— Спой еще, — попросил Илийка.

— Спой ему ту песню, что ветер к нам из-за Днестра доносит, — неожиданно сказал Василий.

— Хорошо, — согласился Митря. — Только эту песню нигде петь нельзя. Ты понял, Илийка?

Тот кивнул.

Митря прислонился спиной к стволу акации, помолчал, полузакрыв глаза, припоминая мотив, и запел:

Широка страна моя родная,

Много в ней лесов, полей и рек…

Илийка никогда не слышал этих слов. Они совсем не походили на дойну.

Я другом такой страны не знаю.

Где так вольно дышит человек…

Простые, хорошие слова что-то будили в нем, и вдруг слово «Москва» заставило забиться сердце.

Человек проходит как хозяин

Необъятной Родины своей…

Песня о России, о великой России! Там каждый может открыто петь эту чудесную песню, и жизнь там, как песня.

— Еще раз, Митря! Спой еще раз! — стал просить Илийка. — Выучи и меня.

Митря согласился. В третий раз они уже пели все вместе.

— Мы не только пришли сюда, чтобы купаться и петь песни, — серьезно обратился к Илийке Василий.

Его лицо сразу стало иным, сосредоточенным и немного строгим, как будто перед Илийкой был совсем не тот добродушный парень, каким Василия знали все, а взрослый умный человек.

— Наша комсомольская организация… — поднявшись, заговорил Василий. Илийка не верил своим ушам. Как, и Василии тоже вместе с ними? — Наша комсомольская организация хорошо присмотрелась к тебе, Крецу, ты должен стать нашим товарищем, комсомольцем.

У Илийки от волнения перехватило дыхание Неужели это сбудется? Как он сказал: «…нашим товарищем, комсомольцем».

— Мы не можем собраться все, так сложились обстоятельства, но с сегодняшнего дня считай себя комсомольцем, — заговорил Митря. — И помни, Крецу, — ты пойдешь по такой крутой тропинке, где один неверный шаг-и с тобой может случиться то, что случается в застенках сигуранцы… Словом, они могут даже убить… Мы знаем, ты хороший парень, Илийка… Но ты можешь отказаться. — Митря взглянул на него сухими суровыми глазами…

— Отказаться?! Как ты мог такое сказать, Митря! Я хочу быть с вами, всегда с вами…

— Ну, вот и хорошо, Илийка. Мы в тебе не сомневаемся. — Глаза Митр и потеплели. Он подошел к Илийке: — Ты знаешь, мы помогаем коммунистам. Коммунисты не думают о себе. Они свою жизнь отдали народу… И мы тоже так… Ты готов к этому, Крецу?

Илийка чувствовал: сейчас свершается главное в его жизни, с сегодняшнего дня он будет больше, чем брат Митре, Василию, Петре, и тихим голосом проговорил:

— Я готов, Митря. Всегда готов, — так отвечают пионеры в России, так отвечаю и я.

Митря, взяв руку Илийки, крепко сжал ее:

— Поздравляю тебя, Крецу! Ты — комсомолец.

— И я поздравляю тебя, — сжал Илийку в объятиях Василий.

— Спасибо, Василий! Спасибо, Митря! Я никогда не забуду этого дня…

Он замолчал, не зная, что сказать еще, и только радость горячей волной захлестнула сердце. Если б можно было, он поделился б этой радостью с Петрей Кобышем, отцом, Антоном…

— Ну, принимайтесь чистить рыбу, — появляясь из-за кустов, крикнул Михай и с гордым видом положил перед юношами свою рубаху, в которой бились щука, несколько окуней и одуревшая от страха плотва. — Давай и ужа заодно сварим.

— Ты умней ничего не придумал? — обиженно проговорил Илийка, пряча ужа за пазуху.

— Ай да Михай! — хлопнул по плечу рыболова Митря и, вооружившись ножом, принялся чистить рыбу. — Уха, будет настоящая, рыбачья!

Илийка, задумавшись, сидел в стороне и не отрываясь смотрел вдаль. Перед ним широко и привольно раскинулись поля в легкой сиреневой дымке. Земля будто отдыхала от трудов и ждала завтрашнего дня, который принесет и свет, и тепло, и солнце.

Чего Мариора не успела сказать

В городе было неспокойно. Ходили слухи о близкой воине. Говорили, что предвидятся большие сокращения на заводе, что на железнодорожной станции стоят два эшелона, груженные огромными ящиками. По ночам все чаще громыхали тяжелые составы.

Вернувшись от Думитриу, Ануца рассказала, что хозяева куда-то отправляют вещи. Она сама помогала зашивать картины, ковры, упаковывала дорогой хрусталь.

Каждое утро приносило какие-нибудь новости. Слух о снижении расценок быстро облетел завод. Кое-кто сомневался. Но перед выплатой жалованья Думитриу подтвердил это, и тогда в цехах поднялось возмущение.

— Новые расценки — это уменьшение нашего заработка вдвое!

— Им надо выполнять удивительные заказы, а мы — отдувайся!

— На мамалыгу не хватит!

— Что ж, умирать нашим детям с голоду?

Кто-то произнес слово «забастовка», и оно покатилось по заводу, его повторяли у каждого станка. Митря куда-то исчез и вернулся только к концу дня. Он зашел в котельную и сообщил Ротару:

— Я виделся с ним. — Он сделал ударение на последнем слове. Старик понимающе кивнул. — Завтра собираемся у вас.

— Он будет? — оживился Ротару.

— Будет. — И, обращаясь к Илийке, Митря добавил: — Ты, конечно, тоже приходи.

— Хорошо!

Это приглашение Илийка воспринял с гордостью. Завтра что-то будет. Правда, о забастовке мальчик слышал не первый раз. Он хорошо помнил тот ночной разговор Петри с Мариорой и звенящий от волнения голос сестры, убеждавшей Кобыша не медлить.

После столкновения с мастером рабочие тоже говорили о забастовке. Сейчас все шло одно к одному. Да, теперь должно начаться… А Петря… Где он?…

И дома эти мысли не оставляли Илийку. Только когда Мариора его окликнула вторично, он поднял голову. Стоя перед маленьким зеркальцем, она старательно приглаживала пушистые волосы.

Нашла чем заниматься сейчас, когда все говорят о забастовке! Ее это как будто даже не касается. Чужая она, совсем чужая… Он не находил слов, чтобы выразить ей все, что думал. Да и к чему слова? Разве она поймет? Какой надо быть глупой, чтобы не видеть насквозь этого Стефанеску! Он даже из школы ушел, больше не преподает, видно, дела в фашистской организации забирают много времени.

— Что же ты не спросишь, какой бы мне хотелось, получить подарок? — спросила она, опустив зеркальце. — Ведь завтра мой день рождения. Ты об этом забыл?

— Хотел бы забыть, — буркнул Илийка.

— Так нечестно, я тебе всегда что-нибудь дарю в твой день рождения, — не отставала от него Мариора.

— Твои подарки мне приносят несчастье, — неожиданно для себя зло проговорил Илийка. Он намекал на голубую рубаху, которую ему подарила сестра и в которой его забрали в тюрьму.

— Как ты изменился, — сказала она тихо. И снова занялась своими волосами.