Маракуда - Владимир Шеменев

— Прости меня, дедушка, что я ослушалась тебя. Прости меня, отец, что меня не было рядом. Простите меня, боги, что я не уберегла Священное озеро. Я клянусь, что найду способ убить монстра.

Последняя схватка

В какой-то момент металл переплелся с камнем.

Маракуда зацепил молотом секиру, сделал оборот вокруг себя и вырвал оружие из рук Гонсалеса, но силы их были равны: молот вместе с секирой улетел в дальний угол. Теперь монстр и каменный воин стояли в разных концах верхней площадки, сжимая кулаки.

Маракуда смотрел перед собой, выгадывая момент для удара. А монстр ждал. Он был изворотливей и хитрее Маракуды, а его жизненный путь был в три раза длинней, чем у мальчика из сельвы.

Маракуда шагнул.

Как только он сделал шаг, чудовище вырвало каменного ягуара и бросило его в Маракуду. Камень ударил в камень. Потеряв равновесие, воин упал на спину, застряв в проломленном полу.

Гонсалес повторил то, что уже делал в нижнем храме. Он выставил руку — и секира, словно живая, скользнула по полу, на мгновенье взлетела и четко легла в его безобразную руку. Монстр шагнул к Маракуде. Занес секиру — и тут его прорвало: Макунайма решил поговорить напоследок.

— Твоя душа уже не принадлежит тебе.

— Не ты мне её дал, и не тебе забирать!

— Глупец! Ни один воин не может меня убить… — Топор взвился над Маракудой, но монстр не закончил свою речь. Острый трехметровый кол, обитый кованым серебром, пробил ему спину, проткнув гниющую плоть.

За его спиной стояла Пват.

— А я и не воин…

Гонсалес вздрогнул. Секира со звоном упала на пол. Маракуда с грохотом разлетающихся плит вырвал своё каменное тело из западни и встал на ноги.

— Нет страшнее ада, чем выйти из ада… — Гонсалес хрипел голосом Макунаймы и пытался вытащить кол.

— Ну так вернись туда, откуда пришел! — Мощнейший апперкот[111], да еще каменным кулаком, да снизу вверх, да прямо в челюсть — этого не выдержал бы никто. Монстр взвился в воздух и, болтнув ногами, вылетел с верхней площадки прямо в раскаленную лаву, которая уже вышла из берегов, пожирая древний городу муисков.

Корона слетела с головы монстра, звякнула о камень и подкатилась к их ногам, как бы призывая поднять и примерить. Маракуда поддал корону ногой — и символ власти отправился следом за хозяином. В полете золото замерцало и стало менять цвет.

Воин подошел к красавице.

— Зачем ты пролила свою кровь на алтарь? — Маракуда взял каменными пальцами её каменную руку.

— Ты мой муж, и я должна следовать за тобой. Так говорит Камушини.

Маракуда притянул к себе Пват и обнял.

Важное дело каменных исполинов

Взрыв разрушил не только плотину, но и часть берега.

Над развороченным истоком Медовой реки возвышался целый город из строительных лесов, противовесов, деревянных ферм и прочих конструкций. По настилам бегали кабаны и ягуары — они в плетеных корзинах, закрепленных на спинах, носили камни. Муравьи передавали друг другу по цепочке небольшие песчинки и кидали их в пролом плотины. Учитывая, что муравьев было несколько миллионов, гора песка росла буквально на глазах. Птицы, зажав лапами камни, сбрасывали их в тот же пролом. Обезьяны катались вверх и вниз, работая противовесами и поднимая ведра с раствором.

И над всем этим, словно строительный кран, возвышалась бабушка Мартина, раздавая, как заправский прораб, команды: «Майна, вира, камни неси, глину мести, раствор давай, бревно подавай».

На строительных лесах[112] вдоль стены стояли мужчины-индейцы, укладывая камни. Женщины обмазывали всё это глиной, смешанной с соком каучуковых растений, а их дети втыкали саженцы различных растений вдоль изуродованного берега.

Мава взял с настила последний булыжник и уложил его на раствор. Постучал кулаком по кладке и отошел в сторонку. Рядом с ним девочка из племени фишкалиенов ладонью зачерпнула жидкую клейкую массу и замазала щель.

— Всё! — Мава вытер пот, оглядывая кладку. Звери подняли головы и стали смотреть на грохочущее небо, где собиралась невероятных размеров свинцовая туча. Через стену плотины доходил жар от вулкана. — Нам нужен дождь, чтобы потушить пылающее озеро.

— Что ты такое сказал? — Мартин накинулся на брата. — Они же навсегда останутся каменными!

— Верно! Что ты задумал, Мава? — Онка прошелся по настилу и сел напротив мальчика, широко раскрывая пасть. — Вспомни пророчество.

— Дайте мне сказать.

— Я могу его укусить, — Томми перебрался поближе к Маве и прицелился, чтобы прыгнуть.

— Пусть говорит, — это был Пинко, вождь диких кабанов.

— Что для нас главное? — Мава облизал пересохшие губы, стараясь унять противную дрожь в ногах. Он не был оратором, и это была его первая публичная речь. — Наша свобода, наша вера и наше озеро. Всё остальное — пыль. Я спрошу вас: мы свободны?

— Да! Да! Да! — нестройные голоса поплыли над стройкой.

— Мы отстояли нашу веру?

— Да! — пронеслось над плотиной.

— Мы спасли озеро?

— Нет…

Наступила томительная пауза.

— Озеро умирает, и нам нужен дождь, — тихо сказал Мава. Он взял за руку девочку из племени фишкалиенов и посмотрел на вершину пирамиды, где стояли каменный воин и каменная красавица.

Звери, птицы и индейцы, словно завороженные, смотрели на Маракуду и Пват, и всем казалось, что каменным гигантам нет никакого дела до умирающего озера.

Но они ошибались.

Маракуда обвел взглядом долину полную огня и дыма, и сказал, обращаясь к Пват, но слышали его все, ибо голос его был подобен рокоту неба:

— Помнишь, что сказано в пророчестве? Как только озеро возродится, мы окаменеем навечно. — Маракуда посмотрел на Пват. — Скажи, жена, в чём цель жизни?

— Делать добро.

— Значит, мы окаменеем?

— Значит, так, — ответила Пват и улыбнулась.

Маракуда поднял к небу руки и крикнул — так, что верхушки деревьев вздрогнули, а тучи затрепетали:

— Камушини! Мы согласны!

В небе громыхнуло, отверзлись небеса, изливая на землю настоящий тропический ливень. Три дня и три ночи шел дождь, излив на землю миллиарды тонн воды. Как сказал однажды Маракуда: «Сезон дождей — не лучшее время для путешествий по джунглям».

Внизу, у подножья пирамиды, под потоками воды, текущей с неба, стояли те, кто всё это время был рядом с друзьями кто поддерживал их, не давая пасть духом, и кто не пожалел жизни ради них: Ваугашин, Каутемок, Каракара, Кукрикури, Юкка и Вайяма — и многие другие. Они стояли рядом и улыбались, глядя на счастливые лица Маракуды и Пват и на возрождающееся озеро.

В день, когда последние капли