Илийка. Не смолкает прибой - Анастасия Антоновна Зорич

— Спрашивай сам…

— Ну, а кого… принимать будут? — негромко спросил Семен.

— Агори-мальчиков, конечно, — ответил барба Спира так, точно уже состоит в экипаже «Веги».

— А таких, как… — Семен не договорил.

— Таких негодников, которые по дорогам мотаются вместо того, чтобы учиться?… Тоже будут принимать, — добродушно усмехнулся Иван Тимофеевич. — Для таких-то и открывают нашу школу юнг.

Семей подумал, что там, наверное, будут такие же кровати, как эта, на которой он сидит с Мишей. О, Мишка задремал, привалившись к его, Семена, плечу… Конечно, и кровати будут такие же и столы… Три года он уже не спал на кровати, три года не ел за столом… Сегодня утром впервые… и вообще все стало другим, с тех пор, как он познакомился с ребятами. А он, казалось, уже привык чувствовать себя чужим, никому не нужным.

Люди торопятся дать ему монету и поскорее уйти. Другие смотрят на него точно он не человек, а так — пустое место. Но хуже всего, когда жалеют. Чего жалеют, зачем? Разве ему нужна жалость?

А встречал он и таких — кошек жалеют, а людей не любят. Только вчера он видел старушку… Там, около базара, за рыбным рядом есть улица. Какая-то непонятная кошачья улица. Кошки-попрошайки сидят в два ряда, как нищие у входа в церковь. Ободранные, косые, совсем слепые, хромые, бесхвостые и всякие другие. Они поднимают страшный вой, когда в конце улицы кто-нибудь появляется. Но, ни одна попрошайка не двигается с места. Видно, у них свой, особый, закон. Особенно спокойно важны старые уважающие себя бродяги. Сердобольные старушки кладут перед каждой попрошайкой по паре фиринок, которые кучками продаются в рыбном ряду.

Котята, видно, не знают еще этих законов и ведут себя очень несолидно. На тонких кривых ножках, покачиваясь от слабости, эти обтянутые грязной шкуркой скелетики кидаются к старушкам и выпрашивают пропитание. Но едва старушка отвернется, как появляется мордатый кот, круглый и толстый, как битюг, с огромными боками и обломанными усами. У таких котов от лени и лежания даже шерсть прорастает на подушечках-ступнях между пальцами. Появляется этакое грозное страшилище и, заурчав сиплым, грубым голосом, разгоняет котят и принимается за рыбу.

В тот первый день, когда он приехал сюда и пошел на базар, на этой кошачьей улице показалась старушка в черной соломенной шляпе, к которой было сбоку пришито крыло диковинной птицы. Старушка щедро наделяла кошек, приговаривая, что они милые божьи твари, безобидные и беззащитные. Обернувшись, она увидела Семена, и лицо ее сразу же утратило умильное выражение, а голос стал высоким и визгливым. она закричала так, что крыло на шляпе затрепыхалось, как живое: «Разбойник, воришка, чего смотришь?! Уставился на мою корзину! В тюрьму бы вас посадить за крепкие решетки. Негодяи!» — «Зачем вы ругаетесь, бабушка? Я даже не видел вашей корзины», — миролюбиво заметил Семен. «Бабушка! Это я бабушка? Милиция! Ах, ты, грубиян! Милиция!» Семен не любил встречаться с милицией и потому убрался с кошачьей улицы. Но стало в этот раз очень обидно. Разве он виноват в том, что была война и бомбой убило маму?…

Было время — он с матерью жил во Львове. Отец умер, когда Семену было три года. Семен играл в саду, когда на их дом упала бомба. Мать уже мертвую вытащили из-под обломков.

Когда город освободили от фашистов, всех бездомных ребят собрали, чтобы определить в детский дом.

Милиционер, который вел его в детскую комнату, говорил, что в детдоме будет хорошо. Семен ему не возражал, но твердо решил при первом удобном случае убежать в Одессу и стать моряком.

Он думал, что приедет в Одессу и начнет новую жизнь. Когда он был совсем маленьким, мама говорила: вот подрастешь и поедем в Одессу. Там родилась твоя бабушка, там есть хорошие люди мои знакомые. Разыщем их… Только надо, чтобы ты немного еще подрос…

Конечно, он не собирался отыскивать этих знакомых. Он ведь фамилии их даже не знал.

Но верил, что в солнечном городе у моря для него начнется новая жизнь. Однако никто его в порту не остановил, никто не предложил стать капитаном. А милиции он боялся. Опять отправят в детдом. А зачем ему быть в детдоме? Он не хочет быть ни слесарем, ни инженером, ни плотником, ни учителем. Он хочет быть моряком… Только капитаном и никем больше. Одну удивительную книжку он прочел за всю жизнь. У нее не было ни начала, ни конца, но она была о капитане, бесстрашном и великодушном человеке… Почему-то казалось, что такой капитан непременно встретится. Но он не встретился. Встретился Славка и повел его ночевать в развалины холодильника. На другой день ходил он, Сенька, голодный и грустный. Зеленщицы на базаре были на редкость подозрительны и крикливы. Раздобыть ничего не удалось, и ноги сами собой понесли в порт.

И на второй день Семен не встретил капитана, который позвал бы его с собой на пароход, но зато совершенно неожиданно познакомился с Витей и ему рассказал о своих намерениях. А потом еще встретилась Оля…

Все шло отлично, если бы не одно «но». Всегда, когда человеку начинает везти, появляется это «но», и сейчас оно тоже появилось.

Оля вскипятила еще один чайник, поставила на стол и подошла к кровати.

— Ой, Мишка уснул, — сказала Оля шепотом.

Миша спал, положив, голову на плечо Семена, а тот поддерживал его, чтобы он не свалился. Аврал тоже спал у Миши на коленях.

— Давай уложим его, — предложила Оля. — Смотри, и Аврал похрапывает.

Собачонка, услышав свое имя, подняла одно ухо, но глаз не открыла.

— Не надо Мишку трогать. Проснется, — шепотом ответил Семен, чувствуя на своем плече теплую тяжесть друга. Если б у него был такой маленький беленький брат… Но все равно Миша теперь его товарищ, и Оля, и Витя. Они относятся к нему так же, как и друг к другу.

Почему ему, бездомному мальчишке, у которого не было настоящих друзей, вдруг полюбился этот смешной похожий на девочку беспомощный Мишка? Может быть, потому, что никогда не было у Семена такого детства, как у Миши. Война отняла у него мать, дом. Слишком рано узнал он дурные, темные стороны жизни, а детство Миши казалось таким чистым, хорошим, как свое, не пережитое.

— Слушай, Сеня, ты, правда хочешь в моряки? — спросила Оля, боком усаживаясь рядом, так как Миша и Аврал занимали больше половины кровати.

— Правда. Я потому и приехал…

— Тогда скажем деду. Он