Фауст. Страдания юного Вертера - Иоганн Вольфганг Гёте

Ты хозяин плохой во мненьи родителей будешь».

IX

Рания будущность

Музы! любви задушевной помощницы нежные, сами

Вы превосходному юноше путь до сих пор пролагали,

До обрученья еще прижали к груди его деву, –

Споспешествуйте союз прекрасной пары упрочить,

Тучи, что счастие их омрачают, немедля рассейте!

Прежде, однако, всего, расскажите, что делают в доме

Мать в нетерпенье вступила в мужскую комнату в третий

Раз, откуда она, хлопоча, недавно лишь вышла,

Речь заводя о грозе, о быстром луны затемненьи,

Об отсутствии сына потом и опасностях ночи;

Стала друзей порицать, что, не молвя с девушкой слова

И предложенья не сделав, так бросили юношу рано.

«Не увеличивай зла! – отец недовольный воскликнул, –

Разве не видишь, – и сами мы ждем не дождемся развязки».

Но равнодушно сосед начал говорить, не вставая:

«Вечно покойного я отца поминаю в минуты

Всяких тревог с благодарностью: он еще в мальчике корень

Нетерпенья во мне до последнего отпрыска вырвал,

Так что мудрец ни один ожидать, как я, не сумеет».

«Как же, – пастор спросил, – ухитрился старик, расскажите?»

«Я расскажу вам охотно, и пусть себе это заметит

Каждый, – ответил сосед. – Я мальчиком раз, в воскресенье,

С нетерпеньем стоял и не мог дождаться кареты,

Нанятой в тот день везти нас к колодцу под липки.

Только она не являлась, а я, как хорек, поминутно

Бегал по лестнице вверх и вниз и от двери к окошку.

Руки свербели мои, столы я царапал, топтался

Взад и вперед, и едва-едва не катилися слезы.

Все это муж рассудительный видел; когда же я слишком

Стал дурачиться, он меня, за руку взявши, покойно

Прямо к окошку подвел, с такой мне памятной речью:

«Видишь ли, там напротив сегодня закрыта столярня?

Завтра ее отопрут –  заходят пила и рубанок

От зари до зари во все рабочее время.

Только подумай о том: когда-нибудь утро настанет,

Мастер, со всеми рабочими вставши, возьмется за дело, –

Гроб готовить тебе и кончить скоро и ловко,

И понесут к нам оттуда заботливо дом деревянный,

Где терпеливый равно и нетерпеливый покойно

В скором времени будут лежать под тяжелою крышей».

Тотчас мысленно все на глазах у меня совершилось:

Доски, казалось, прилажены, черная краска готова.

Сел я покойно и стал ожидать терпеливо карету.

Если в сомнительном теперь ожиданьи другие

Бегают, суясь везде, я тотчас гроб вспоминаю».

С легкой улыбкой заметил пастор: «Значительный образ

Смерти –  мудрым не страх, добродетельным не кончина.

Первых он к жизни зовет и их вызывает на подвиг,

А во вторых укрепляет надежду спасения в горе:

Смерть становится жизнью тем и другим; и родитель

Бойкому мальчику в смерти на смерть указал понапрасну.

Юноше должно показывать старость почтенную, старцу

Юность показывать должно, чтоб оба они любовались

Круговращением вечным, и жизнь восполнялась бы жизнью».

Но отворилася дверь. Показалася чудная пара, –

И удивились друзья, удивились родители, видя,

Что невеста едва с женихом не равняется ростом.

Право, даже дверь показалась низка для обоих:

Так они были высоки, когда на порог становились.

Герман представил ее родителям речью летучей:

«Батюшка добрый, примите радушно ее, по заслугам;

Добрая матушка, тотчас ее о хозяйстве спросите,

Чтоб убедиться, как стоит она сближения с вами».

Тотчас в сторону он превосходного взявши пастора,

Так сказал: «Достойнейший муж, теперь помогите

Узел распутать, который меня ужасает развязкой.

Девушке я еще предложенья не делал; напротив,

В дом, по мненью ее, она поступает служанкой,

И боюсь, чтоб она не ушла, услыхавши про свадьбу.

Но объяснимся сейчас. Не должно ее заблужденья

Длить, и моя неизвестность становится мне нестерпимой.

Мудрость, которую в вас мы чтили, и тут покажите,

Только не медля». И тотчас ко всем пастор обратился.

Но, к несчастью, слова отца уже омрачили

Душу девушки. Он с улыбкою самодовольства

Эти веселые речи сказал, но в смысле хорошем:

«Да, дитя мое, рад я сердечно, что тот же у сына

Вкус, который отец в свое показывал время:

Лучшую в танцах всегда выбирал он и лучшую после

В дом привел, как жену, вот эту маменьку нашу.

По невесте, мужчиною выбранной, можно немедля

Знать, каков-то он сам и себе он знает ли цену.

Только и вы-то, я думаю, медлили мало решеньем:

Кажется мне, что за ним последовать очень нетрудно».

Герман эти слова на лету услыхал, и все члены

Дрогнули в нем, а в кружке наступило внезапно молчанье.

Но превосходная девушка, этой насмешливой речью,

Как показалось ей, глубоко в душе оскорбившись,

С краской летучей, ей щеки покрывшей по самый затылок,

Еле владея собой, в последнем усилии духа,

Так старику отвечала, едва огорченье скрывая:

«Не приготовил меня ваш сын к такому приему,

Мне выставляя обычай отца, почтенного мужа,

В обхожденьи разумного с каждым лицом предстоящим.

Кажется мне, не довольно исполнены вы состраданья

К бедной, ступившей за этот порог и готовой служить вам:

Вы желаете мне указывать с горькой насмешкой,

Как мой жребий далек от вас и вашего сына.

Правда, я бедна, с узлом небольшим я вступаю

В дом, переполненный всем, что радует сердце хозяев;

Но я вижу себя и чувствую все отношенья:

Так благородно ль меня язвить насмешкой такою,

Что на пороге меня почти прогоняет из дому?»

Герман подал знак в испуге духовному другу,

Чтобы он в дело вступился и тотчас рассеял сомненье.

Мудрый вышел вперед и, видя тихое горе

Девушки, затаенную скорбь и блестящие слезы,

В духе своем положил не тотчас распутать сплетенье,

А изведать сначала смущенной девушки душу.

К ней теперь обратился он так испытующей речью:

«Знать, чужеземная девушка, ты обдумала мало,

Если к чужим поступить в услуженье так скоро решилась,

Как не легко быть в доме и волю признать господина.

Только ударь по рукам –  и участь целого года

Решена, а быть может, придется терпеть из-за слова.

Ведь ходьба-то не самое тяжкое дело в услуге,

Также и пот трудовой над вечно томящей работой:

Труд разделяет с рабом заодно и прилежный свободный.

Но брюзгливость сносить господина, когда без причины

Он хулит и, причудливый, хочет того да другого,

Женскую прихоть, которую всякая малость тревожит,

Грубый детский задор и нередко дерзкую шалость, –

Вот что трудно терпеть и при этом обязанность скоро,

Не замедляясь ничем, исполнять, да к тому ж без ворчанья.

Но на это, мне кажется, ты не способна, коль шуткой

Так оскорбилась отцовской; а нет ничего ежедневней:

Мучить девушку тем, что юноша мил ей такой-то».

Так заключил он. Дослушала девушка меткие речи, –

Силы ей изменили, чувства просились на волю,

Тяжкий вырвался вздох из высоко поднявшейся груди.

И она, проливая горячие слезы, сказала:

«О, никогда рассудительный муж, желающий в горе

Нам советом помочь, не знает, как мало способно

Слово холодное грудь облегчить от тяжкой напасти.

Вы довольны и счастливы: может ли шутка вас тронуть?

Но до больного нельзя и даже слегка прикоснуться.

Нет, что пользы теперь, хотя б удалось притворяться?

Пусть раскроется то, что бы после умножило горе