Театр одного поэта. Пьесы, поэмы - Даниэль Мусеевич Клугер

Берет стоящий в центре офиса стул, подтаскивает его к креслу, в котором сидит Ломбо, усаживается верхом; в его руках — пухлая папка с завязками.

Поговорим о деле. В самом деле, поговорим о деле. (Смеется). Ха, я уже стихами заговорил. Дело — в теле. Тело — в деле.

ЛОМБО (хмуро, но уже без прежнего возмущения).

Вы снова паясничаете, Бендер. Бы всегда паясничаете. Вы без этого не можете. Будьте же серьезнее, в конце концов. Объясните, что вам нужно? Для чего, зачем я вам понадобился? Я старый человек, у меня больное сердце. Я давно уже никому не нужен. И мне никто не нужен. Живу тихо, скромно. Раз в полгода могу пойти на стадион, посмотреть футбольный матч. И это — всё.

Оскар слушает, сосредоточенно глядя на Ломбо и покачивая на ладони папку — словно взвешивая ее.

ОСКАР.

Футбольный матч. Замечательная игра. Я ее терпеть не могу, а это кое-что да значит. (Кладет папку себе на колени). Как видите, я собрал на вас увесистое досье. (Показывает Ломбо папку). Вот оно.

ЛОМБО (надевает очки, вслух читает надпись на папке).

«Следственное дело Александра Корейко. Начато... Начато шестого июля тысяча девятьсот сорок первого года. Окончено шестого августа тысяча девятьсот пятьдесят шестого года». (Прячет очки). Черт знает что такое. Знал бы, что Оскар Бандерас — это вы, ни за что не пришел бы.

ОСКАР (холодно).

Пришли бы. Прибежали бы. Впрочем, почему «бы»? Вы и прибежали. Знаете, почему? Вы боялись. Вы боялись неизвестного вам Оскара Бандераса так же, как известного Остапа Бендера. Страх поселился в вашей душе задолго до того, как я прислал вам первое из четырех писем. Я это хорошо знаю, потому что здесь (поднимает папку), здесь описывается вся ваша жизнь. Нет, не вся, прошу прощения. Последние... ну, скажем, последние пятнадцать лет вашей жизни. Хотите послушать?

ЛОМБО (хмуро).

Я знаю свою жизнь без ваших подсказок. Но послушаю, черт с вами. Мне интересно, что же вы такого таинственного нашли в моей жизни? Валяйте, гражданин Бендер. Или как вас там? Ах, да, сеньор Бандерас. (Фыркает). Пфуй, как глупо звучит! (Нарочито потягивается, деланно зевает). Ох-хо-хо... Вряд ли вы расскажете мне что-нибудь интересное. Но, все-таки, любопытно, какие гадости хранятся в этом вашем досье.

ОСКАР (поправляет).

В вашем досье, герр Брюстштюк, в вашем. О да, тут много любопытного, очень много. (Развязывает тесемки на папке). Вот, например. Помните ли вы, сеньор ла Петто, шестое октября тысяча девятьсот сорок первого года?

ЛОМБО (пожимает плечами).

День как день. Наверное, самый обычный. Во всяком случае, не отложился в моей памяти. А что?

ОСКАР.

Ну, как же! Позвольте напомнить... (Берет из папки листок). Да вот же! Вот, послушайте. Так... «Бефель дес Коммандантен дес Штадт Черноморск». То есть, приказ коменданта города Черноморск. Тут всё по-немецки. Может быть, я сразу буду переводить?

Ломбо молчит.

Ну, да, я тоже так думаю. То есть, вы, разумеется, знаете немецкий язык. Но в отношении сеньоров присяжных я не столь уверен. Так что лучше переведу. «Назначить бургомистром города Черноморск господина Корейко Александра Ивановича». И вот тут (показывает), вот тут, возле печати, видите? Дата. «Шестое октября тысяча девятьсот сорок первого года». И подпись: «Комендант города Черноморск подполковник Иозеф фон Зоммерфельд». Конечно, вы помните такого подполковника вермахта? Судя по этой папке, он был вами доволен. Вот одна благодарность за его подписью, вот вторая. Вот представление к знаку отличия. Слушайте, да вы были образцовым служащим! Сеньоры присяжные! (Встает со стула и обращается к воображаемым присяжным). Вот и первое смягчающее обстоятельство. Мой подзащитный честно служил властям. Этот неопровержимый факт подтверждается не только архивными документами, но и показаниями свидетелей во время нескольких судебных процессов. Вот, например, показания бывшего полицейского из зондеркоманды «СС двенадцать Цэ», некоего Чеважевского Н. А., во время суда над военными преступниками в Черноморске, в ноябре тысяча девятьсот сорок четвертого года, вскоре после освобождения города: «Корейко пользовался особым расположением коменданта Зоммерфельда и начальника черноморского гестапо шарфюрера СС Генриха-Мария Заузе». Кстати, гражданин Корейко, вы помните Чеважевского? Вашего подчиненного? Нет?

Ломбо молчит, уставившись в пол.

Чудно. А Старохамского? Тоже нет?

Ломбо молчит.

Чудно-чудно. А Никиту Пряхина?

Ломбо молчит.

Чудно-чудно-чудно. Но уж Александра-то Дмитриевича Суховейко, старика Митрича, бывшего камердинера, служившего переводчиком в комендатуре Черноморска, вы, конечно, помните?

Ломбо молчит.

И его тоже не помните? Боже мой, какая же у вас дырявая память, дорогой подзащитный. При ваших математических способностях! (Поворачивается к воображаемым присяжным). Как видите, сеньоры присяжные заседатели, показания всех свидетелей подтверждают то, что я уже имел честь донести до вашего сведения: мой подзащитный отличался по службе истинным рвением. Почему и был отмечен как благодарностями и грамотами, так и материальным вознаграждением. О чем в деле моего подзащитного тоже есть исчерпывающие сведения. Понимаю, что в вину моему подзащитному суд непременно постарается вменить тот факт, что речь идет о благодарностях и вознаграждении со стороны властей оккупационных. Но, в конце-то концов, власть остается властью, и от порядочного человека (а мой подзащитный — человек исключительной порядочности) мы вправе ожидать безусловную лояльность к любой власти. И покажите мне, где сказано, что к чужим властям следует относиться с меньшим уважением, нежели к своей родной власти! А вот, кстати, очередное доказательство добросовестности моего подзащитного. (Взмахивает в воздухе очередным листком из папки). Угадайте, сеньоры присяжные, что я держу в руках? Правильно. Именно так, сеньоры. Совершенно верно! У меня в руках приказ о создании еврейского гетто в городе Черноморске, подписанный комендантом Зоммерфельдом, начальником гестапо Заузе — и нашим гражданином Корейко Александром Ивановичем. Подписан тринадцатого октября того же года. С момента его назначения на пост бургомистра Черноморска прошла всего неделя. И тем же днем датировано воззвание «К еврейскому населению города Черноморск», предписывающее всем евреям — а их было много в этом благословенном городе, сеньоры присяжные, их было очень много, добрая треть жителей, если не больше... Да, и обращение, подписанное моим подзащитным в бытность его бургомистром, предписывало всей этой массе людей в сорок восемь часов переселиться в специально отведенный для них район города. Если не ошибаюсь, район улиц бывшей Ленина, бывшей Октябрьской, бывшей Первомайской и бывшего бульвара Молодых Дарований. И что вы думаете, сеньоры? Они переселились. Да, все. Да, в сорок восемь часов. Вот каковы организационные способности моего подзащитного! Правда,