Долгожитель - Татьяна Филатова

молодого покупателя. Оба юриста завидовали таинственному юному Матвею Демидовичу, который за сущий бесценок выкупил у старика роскошный дом. Деньги были и вправду небольшими, и Григорий Николаевич, не имея ни единого наследника, подписавшись под тем, что полностью пребывает в здравом уме и при памяти, направил их в ближайший сиротский приют.

– Мне они уже ни к чему, – сказал он, подписывая бумаги, – мне жить осталось два понедельника, – усмехнулся старик.

В бумагах прописали, что новый владелец усадьбы не будет противиться тому, что ее бывший хозяин спокойно доживет в ней свой век, однако ждать пришлось не долго: не прожил Григорий двух понедельников, а помер уже на первый.

В отличие от первых владельцев: Петра Федоровича и Андрея Петровича, что «отошли в мир иной» в возрасте пятидесяти лет, Григорий Николаевич был признан почившим в девяносто лет. Некогда якобы любимый внучатый племянник барина, прибывший из Москвы, прожил долгую жизнь в усадьбе, которую сам же для себя и построил еще в позапрошлой своей жизни.

Это был первый опыт столь глубокого старения для Борислава. Конечно, он понимал, что старость для него – это совсем не одно и то же, что старость для простых смертных людей: у него не ломило кости, не кололо в сердце, не болела голова, не отекали ноги. Раз в полгода он выезжал на охоту и, чем немало удивлял своих слуг, всегда возвращался с добычей. На людей Григорий Николаевич, будучи в преклонном возрасте, не охотился.

– Придешь ко мне, костлявая, сама, или тебе только особое приглашения от меня требуется? – шутил он каждый вечер перед сном. Но он прекрасно помнил старика там, в погребе московского дома, который, если и помирал, сидя закованным собственным сыном в цепи, то уж точно не от старости.

Однако одним утром Григория Николаевича не дождались к завтраку, а затем и нашли его почившим у себя в постели.

Все было сделано так, как того хотел покойный: тело Григория Николаевича, как и его дядюшки, было положено в часовне, а на утро заколоченный гроб с картошкой отпели и похоронили рядом с пустыми могилами Петра Федоровича и Андрея Петровича в склепе.

Он так давно не чувствовал себя молодым! Беззаботно бродя три дня по лесу, он наслаждался свободой, которую сумел сохранить, несмотря на все соблазны мира, каким он мог поддаться в этой длинной жизни. В лесу в своей же охотничьей сторожке он взял им же заранее приготовленные лук и стрелы: именно лук и стрелы, а не ружье – на эти три дня он снова стал собой.

Питательная печень убитых животных, что он съел, придала ему сил, а лес – наполнил желанием жить. Начинался новый цикл жизни.

Матвей Демидович редко бывал в усадьбе. Поговаривали, что у него есть дома в Москве и в Петербурге. Сам он говорил о себе мало. Прислуга в усадьбе не могла признать в нем сходства с предыдущим хозяином, ведь никто из них не застал Григория Николаевича в молодости. Отчасти в этом тоже была причина столь позднего «ухода» предыдущего владельца усадьбы – никто, особенно прислуга и юристы, не должны были ничего заподозрить. Портретов с него тоже не писали. Однако было два портрета, которые Матвей Демидович приказал не снимать, а оставить их висеть в центре зала на первом этаже: два женских портрета, на которых были изображены юные девицы. Их художник писал лишь со слов покойного хозяина усадьбы. Одна – светлоокая с желтыми, как пшеница, волосами, собранными белым ободком, что была одета в простое белое льняное платье. Вторая – кареглазая, в узорчатом наряде, поверх которого лежало две толстые черные косы. Новый хозяин дома всегда, когда бывал в усадьбе, сидел напротив этих портретов, пил чай из английского фарфорового чайного сервиза и любовался ими.

Времена менялись, и молодой Матвей это чувствовал. Он много путешествовал, побывал в Америке, в Европе, в Индии, где купил охотничьи ножи необычайно искусной ручной работы в свою коллекцию, венцом которой был еще подаренный ему Игорем нож. Матвей знакомился с влиятельными людьми, заключал сделки, вкладывал деньги. И никогда не прогадывал. Он имел возможность наблюдать и изучать образование и крах империй, анализировать успех тех или иных кампаний, учился ориентироваться в мировом рынке.

Все хозяева усадьбы, включая и самого Матвея Демидовича, отнюдь не были лишь домоседами и садоводами. В богатой библиотеке не осталось ни одной непрочитанной книги, а библиотека все пополнялась и пополнялась. Потому этот молодой юноша, оказываясь в компании вполне солидных, влиятельных людей, что были намного старше его по возрасту (как думали они), проявлял необычайный аналитический ум, глубокие познания в различных сферах и науках и уникальный, редкий интеллект.

До определенного момента Матвей скупал небольшие предприятия или же их акции, становясь совладельцем. Вырученные деньги он тут же конвертировал в золото, и тому было объяснение: слишком часто на его памяти менялась и обесценивалась валюта, а одна из тех монет, что дал ему когда-то давным-давно Игорь, хранилась в серебряной шкатулке и была все еще весьма ценной, и с каждым годом ценность ее только росла.

Путешествуя по Европе, богатый русский господин бывал не только на деловых встречах и приемах влиятельных лиц, но и намеренно проезжал простыми деревнями и бедными районами. У него была своя цель – он охотился. При всей благородности Матвея Демидовича, он не мог забыть то, кем он являлся. К тому времени он прочел немало мистических романов и, разумеется, не раздумывая, приобрел небезызвестный роман Брэма Стокера на языке оригинала. Что-то в том произведении его позабавило, что-то задело за живое, но одно он уяснил для себя: в Европе о таких, как он, слышали, знают и, возможно, даже верят в их существование. Боятся ли? – Матвей не был в этом уверен. Ему казалось, европейцы даже жаждали встречи с чем-то необъяснимым, мистически притягательным, с чем-то ужасно прекрасным.

Но он был русским человеком, к тому застававшим столь часто смутные времена на Руси, а потому намного более, чем фонтан эмоций от щекотания нервов, Матвей Демидович ценил покой.

Даже в европейских деревушках, маленьких, неприметных городках или же темных кварталах на окраине, он чувствовал боль и страх. Всегда был обидчик, всегда был кто-то обиженный. Матвей Демидович научился безошибочно находить тех, кто убивал, насиловал и измывался над слабыми. Он очищал землю от тех, кто приносил на нее страдания, но, что удивительно, очень часто те, кого обидчик мучил, после его кончины продолжали страдать – теперь уже по своему мучителю. Матвей считал это странностью, но