Восьмерки - Джоанна Миллер

— Значит, вы будете уезжать во вторую, четвертую и шестую недели? — уточняет Отто.

— Да.

— Что ж, это уже что-то, — кивает Отто. — Не люблю нечетные числа. Помолитесь там за меня. Мне нужна любая помощь.

Больше девушки ни о чем не расспрашивают Марианну, но она понимает, что ее планы вызвали недоумение. Неизвестно, сможет ли она учиться в таком режиме. Брать учебники с собой нет смысла: дома ведь у нее все равно не будет ни одной свободной минутки.

И, думая об этом, она понимает, что уже дала себе разрешение остаться здесь. По рукам и ногам разливается удивительное тепло. Другие девушки улыбаются и болтают между собой. Марианна наклоняется и берет с тарелки печенье.

Да, возможно, из ее плана что-то и выйдет.

Да, она останется.

Отто тем временем рассказывает:

— Мисс Ламб остановила меня после ужина и предупредила, что мисс Журден не терпит коротких стрижек. В прошлом году она заставила одну девушку отрастить волосы.

— Боже мой, — охает Дора. — А если она и вас попросит отрастить?

— Ну, этого я не боюсь, — отвечает Отто. — Удача в бою, помните? Но вы видели эту нелепицу?

Она берет со стола «Университетские правила для студенток» и взмахивает ими. Экземпляр этих правил лежит у каждой из них в ящичке для бумаг.

— Если не считать запрета на алкоголь в колледже — это, как я понимаю, личное распоряжение мисс Журден, так что прокторы тут ни при чем, — то мне больше всего нравится вот это. — Отто начинает высокопарным тоном зачитывать из списка: — «Она не имеет права без разрешения выходить в город после ужина и должна возвращаться к одиннадцати часам вечера, сообщая о своем появлении». — Она бросает документ Марианне на колени. — Я взрослый человек, в конце концов. Я живу в Лондоне. Часто я в одиннадцать только из дома выхожу. Похоже, самая дерзкая идея для безумной ночи тут — вечеринка с какао при свечах.

— Боже, а длинный-то какой, — говорит Марианна, просматривая список. — Я еще не читала.

— В общем, — подытоживает Дора, — если мы захотим хоть немного развлечься, придется сначала получить разрешение директора и заплатить сопровождающей. Без их ведома нам нельзя никуда ходить и даже разговаривать с мужчинами после лекций. Ужасные строгости.

— Мама говорит, что за всем этим стоит новый ректор, Фарнелл, — замечает Беатрис. — Он называет такой подход «равенство с разделением». Это сделает из Оксфорда посмешище.

— Хуже, чем в школе, — соглашается Дора. — А я школу окончила два года назад.

— А я и вовсе не ходила в школу, — говорит Беатрис. — У меня были репетиторы.

— Ну, тогда для вас это станет в некотором роде шоком, — смеется Дора.

— Не совсем. Я привыкла к большому женскому обществу, но о школе в детстве мечтала.

— А я в детстве мечтала с ней расстаться, — фыркает Отто. — А вы, Марианна?

— Я ходила в деревенскую школу, а потом отец сам меня учил, — говорит Марианна. — Но меня с раннего детства отпускали свободно гулять по всему приходу.

— Боже, не могу представить, чтобы папа меня учил, — корчит гримасу Отто. — Он убил бы нас обоих. — Она смотрит на Дору. — А вы где учились, Гринвуд?

— В Челтенхемской женской школе, — отвечает Дора. — Кажется, это было сто лет назад. Я понимаю, война все перевернула вверх дном, и мы старше, чем обычно бывают первокурсницы, но мне совсем не нравится, что в двадцать лет со мной обращаются как с ребенком.

Отто скидывает с кровати какую-то коробку, плюхается на матрас и зевает.

— Мне двадцать четыре. По сравнению с вами я музейная древность. И меня это, в общем-то, вполне устраивает, да и все равно у нас тут кавалеров негусто.

— Интересно, у мужчин те же правила, что у нас? — спрашивает Беатрис.

— Сопровождающие, которые ходят за ними по пятам, и запрет на спиртное в колледже? Очень сомневаюсь, — отвечает Отто. — Но я знаю, что в пабах им бывать запрещено. Прокторы ходят и разгоняют их.

Еще некоторое время они беседуют о своих списках литературы (длиннющих!) и о том, кто чем занимался во время войны. Отто рассказывает о работе в Оксфорде без особенных подробностей, зато Беатрис описывает свою должность машинистки в Женском добровольческом резерве во всех красках. Дора работала в курсантской библиотеке, пока не потеряла во Франции брата и жениха. Об этих событиях, признается она, ей до сих пор больно говорить.

На какое-то время признание Доры и соболезнования остальных вытесняют из комнаты все веселье. Марианне хочется рассказать Доре, что ей тоже знакома тяжесть утраты, что встреча в ночь прекращения огня едва не погубила ее. Но нет, нельзя доверяться этим девушкам, да еще в первый же день. И вообще никогда.

— Жизнь продолжается, — говорит Дора, а затем рассеянно оглядывается по сторонам и тихонько покашливает. — Может быть, вам помочь, Отто? Разобрать коробки, раз уж мы все здесь. Я люблю распаковывать вещи.

Остальные кивают, граммофон вновь начинает играть, и в комнату возвращается оживление.

— Какая великолепная идея! — Отто вскакивает с кровати и берет в руки дорогую дымчатую вазу с выгравированной на ней лучницей. — Электричество тут, судя по всему, отключают каждый вечер в одиннадцать, так что нам лучше поторопиться. — Она отступает на шаг и окидывает взглядом Беатрис. — Какой же все-таки у вас рост, Спаркс?

— Шесть футов с небольшим, — улыбается Беатрис.

— И впрямь амазонка. Что ж, мисс Спаркс, можете развесить картины.

5

Понедельник, 11 октября 1920 года

(первая неделя)

Настоящим обязуюсь не выносить из библиотеки, не портить и никоим образом не повреждать тома, документы или другие предметы, принадлежащие ей или хранящиеся в ней; не проносить в библиотеку и не разжигать в ней огонь, не курить в ее помещении; также обещаю соблюдать все правила библиотеки.

— Моя мама на этой неделе приедет получать диплом, — сообщает Беатрис за завтраком.

Теперь, когда матрикуляция позади, весь колледж говорит о другой, еще более важной церемонии, которая должна состояться в четверг. Женщины всех возрастов со всей страны соберутся в Оксфорде, чтобы получить дипломы, которые они заработали в свои студенческие годы, но до сих пор не имеют на руках — выдавать их было запрещено.

— Мама училась в Сент-Хью, — продолжает Беатрис. — Так что потом она придет сюда на чай и произнесет речь. Она в дружбе с мисс Журден.

— Надеюсь, вы хоть поужинаете по-человечески, — говорит Отто, глядя на свою жидкую кашу. — Не могу понять, почему все нахваливают еду в Сент-Хью. Гадость же.

Беатрис засовывает