Далайя - Абай Тынибеков

засыпана вровень с поверхностью, все три армии саков, следуя друг за другом, стали насыпать курган, занося землю в кожаных мешках. Вся эта церемония, ещё не успев начаться, была приостановлена с наступлением темноты, но возобновилась утром и продолжалась несколько последующих дней, пока возведение кургана не было завершено.

Последние воины занесли землю и уложили её на вершину.

Пленные стащили своих убитых в находящийся в отдалении овраг, где, лишь слегка присыпав землёй, оставили на волю дикой природы.

Подобное всему происходящему здесь совершалось и за Оксом.

Верховными правителями совместно было принято решение не идти пока на полное разорение Хорезма, а определить Ардаве единовременную выплату определённой дани в строго установленный срок, до истечения которого пленённые могли жить. В противном случае, казнив их всех до единого, саки должны были вступить в его земли. Гонцы с таким повелением были незамедлительно направлены в Кяту.

Вражеские военачальники всех рангов – от десятника до командующего Ханглана – были безотлагательно казнены.

* * *

Саваш, единственный раненый среди детей, быстро поправлялся. Далайя и Руса часто навещали его, окружая теплом и заботой.

Оставшиеся в живых остальные мальчики приходили в своё обычное состояние, и уже изредка был слышен их чистый, озорной смех.

Курган, насыпанный на месте захоронения их товарищей, все эти дни был наиболее навещаемым всеми воинами местом.

Завершив все необходимые церемонии и ритуалы, проведя в течение трёх дней поминки по погибшим, отправив детей и раненых под усиленной охраной в селение Далайи и в ставку Турпана, войска двинулись к Оксу, у берегов которого было решено дожидаться возвращения гонцов.

По другую сторону реки также разбили лагерь подошедшие от границ Хорезма объединённые войска массагетов и хаомаваргов.

* * *

В назначенный верховными правителями саков день дозорные отряды сообщили им о продвижении очень большого обоза от центра Хорезма в их сторону. Дань в точности с их требованием была доставлена к ним. Около пятидесяти тысяч пеших пленённых воинов в сопровождении десяти тысяч всадников охранения, растянувшись на огромное расстояние, доведённые головными колоннами почти к стенам Кяты, были оставлены там конницей кочевников, тут же ушедшей обратно.

На общем совете, равно распределив между собой добычу, верховные властители уже обсуждали ставший главным вопрос о судьбе Согдианы. Решение было принято ими также единогласно.

Следовало надолго ослабить и этого сатрапа ненавистной Персии. К нему незамедлительно были направлены гонцы с требованием быть в их ставке во главе своего войска в строго указанный срок, при этом он должен был захватить с собой в виде дани всё, что будет изложено ему их вестовыми.

* * *

Хадыш был ни жив ни мёртв от условий саков, но поделать ничего не мог. Вся его армия составляла тридцать тысяч воинов, причём лишь половина из них была конницей. Сейчас не это волновало его. Больше всего он был встревожен величиной требуемой дани. Он был разорён. В отличие от Ардавы, который всегда был гораздо богаче его и даже теперь, несмотря на отданный им выкуп в виде двух третей своей казны, продолжал вести безбедное существование, Хадыш становился нищим.

Страшным грузом давило на его плечи ещё и веление царя повысить размеры отправляемых ему богатств за счёт увеличения налогов.

Выхода не было.

В указанный срок Хадыш прибыл со всем своим войском и данью в стан к верховным правителям саков, где его армия была тут же разоружена и посрамлённо отправлена обратно.

Сам же сатрап Согдианы, не принятый ими, вернулся на оставленном ему коне в сопровождении уже пешей свиты в вечерний Мараканд, где, не сумев перенести позора, однажды утром был найден в своей опочивальне мёртвым. Он отравился.

* * *

Властители трёх сакских союзов племён, попрощавшись, уводили свои армии и крепко гружёные обозы в три стороны от берегов Окса, ставших за это время родными для них.

При расставании Дахар бережно передал Далайе её нож, отданный ему её гонцом-десятником в знак подтверждения его полномочий и её особого, доверительного отношения. В этот раз меж ними не было слов, глаза выражали всё.

* * *

Массагеты, подойдя к месту сражения и захоронения детей и воинов, разбили лагерь, дабы здесь распределить добычу и отсюда всем вождям разойтись к своим племенам.

Из шестидесяти тысяч воинов в живых после двух сражений осталось тридцать пять тысяч, около трёх тысяч из которых совместно с двумя тысячами тиграхаудов, получив в бою ранения, в это время до полного выздоровления находились в селении Далайи и в ставке Турпана.

На военном совете верховный правитель Турпан довёл до сведения каждого из присутствующих обо всём сделанном Далайей и Русой для достижения этой победы.

Многие из них, до сих пор не взявшие в толк, откуда стало известно о готовящейся войне, о сроках начала похода врага и, наконец, о причинах неожиданной помощи царя хаомаваргов, лишь теперь поняли, какую роль во всём, что произошло, сыграли Далайя и Руса. Их восторгу и ликованию не было бы предела, если бы сама Далайя не остановила их словами благодарности, воздав почести погибшим и живым за мужество и отвагу, проявленные ими в сражениях.

Вскоре вожди уже уводили к кочевьям свои поредевшие войска вместе с обильно гружёными обозами и множеством лошадей.

Всю дорогу до родных очагов и они, и все их воины не переставали удивляться дарованиям необыкновенной женщины, в который раз спасшей свой народ и принесшей родной земле славу и небывалые блага. Ну а потери… К великой печали, войны без них не бывает.

* * *

Персидский правитель царь Дарий I, очень занятый своими западными рубежами, где всё чаще возникали обострения в отношениях с греческими городами-государствами, несмотря на потери, понесённые его восточными сатрапами, строго-настрого повелел им больше не затевать конфликтов с кочевниками, отложив их наказание до лучших времён.

Глава вторая

Шли дни. Жаркое лето уступало место тёплой осени. Люди занимались обычными делами.

Далайя всё сильнее скучала по своему сыну, чаще видела его во сне и, пробуждаясь, пыталась продлить видение. Но всякий раз, к её сожалению и огорчению, ей не удавалось удержать его образ, он расплывался, оставляя в сознании общие черты маленького ребёнка.

В один из дней в шатёр вошёл улыбающийся Руса. Далайя ещё не успела спросить его о причине радости, лишь удивлённо взглянула, как он, упреждая её вопрос, вдруг откинул полог, пропуская кого-то. Это был Саваш. Он почти поправился. На его молодом теле раны заживали быстро. Женщина встала, и когда он приблизился к ней и замер,