Далайя - Абай Тынибеков

Руса не мешал его общению с Далайей, молча слушал их беседы, изредка поглядывая на неё. Она сильно изменилась. Перемены были не только в её внешности, но и в поведении. Всё больше времени она находилась здесь, в шатре, очень редко покидая его для посещения могилы Томирис, и пребывала в глубоких раздумьях.

Лазутчики царя Турпана, кому впервые она доверила свою тайну, озабоченные по её просьбе поиском детей царицы, сколько ни старались, а найти их следов не могли.

Однажды, когда Далайя готовилась ко сну, обычно молчаливый Руса, словно рассуждая вслух, тихо произнёс:

– Наверное, там, в крепости нас заждались. Ведь скоро зима. Ущелье надолго закроется снегами. Интересно, какими стали дети? Наверное, уже подросли? Что там творится? Удалось ли собрать урожай?

Он устало вздохнул, ковыряя веточкой в костре. Далайя взглянула на него. Ей хоть и стало грустно от его слов, но всё же было приятно. Именно это она желала от него услышать, но сама не решалась сказать первой. Он чувствовал её, знал, чего она хочет, и вот высказал именно то, что так совпадало с её душевными порывами. Она подошла к нему со спины, склонилась над ним, обвила его шею руками, прижимаясь щекой к его макушке. Он, слегка запрокинув голову, нежно провёл шершавыми ладонями по её рукам, бережно сжав её красивые длинные пальцы.

Через три дня они навестили верховного правителя, испросили у него одобрения, оставили ему все ценности, возложили главенство в селении на назначенного старшину и двинулись в путь. По настоянию Турпана пять сотен воинов сопроводили их до самого окончания земель Хорезма. Дальше они должны были следовать сами с охраной всего в двадцать человек. Окрепший Саваш, принявший с восторгом приглашение Далайи идти в поход, находился при ней вместе с друзьями погибшего Ремиза.

* * *

Отпустив усиленную охрану, они неспешно продвигались на запад. Направленная Русой вперёд дозорная тройка вскоре сообщила ему о приближении к ним большого отряда. Саки остановились, отведя в сторону гружёных лошадей. Руса, как прежде, разбил свои небольшие силы на равные три группы, затаив по сторонам от себя две из них, оставшись по центру, на невысоком пригорке. Вздымая пыль, неизвестные конники приблизились к его отряду на расстояние полёта стрелы и встали как вкопанные. От них быстро отделился один всадник, поднял руку и махнул ею над головой, тем самым обозначая мирные намерения. Руса двинулся к нему навстречу. Это были хаомаварги, чьи земли простирались справа. Их сотник, сразу узнав Русу, был искренне обрадован ему, но тут же его приветственные слова сменились печальным известием. То, с чем он следовал к массагетам и тиграхаудам, поистине было горьким событием. Умер их верховный правитель царь Дахар.

Оставив при Далайе и Русе двоих воинов для их сопровождения в своё главное селение, сотник, попрощавшись с ними, продолжил дальше свой путь, спеша в ставки к Турпану и Нургалу.

Ещё не так давно не было бы таких гонцов в соседние кочевья. Теперь же, после совместного сражения против врага, когда всё, в том числе и смерть и победа, делилось поровну на всех их воинов, произошли такие значительные перемены в общении между родственными сакскими народами.

Далайя и Руса повернули коней на север.

* * *

Горе хаомаваргов было велико. Отовсюду, со всех окраин их земли, в сторону главного селения, ставку верховного правителя, молча тянулись группы всадников, продвигались обозы, перегонялись табуны лошадей и отары овец. Во всех их поселениях, что попадались на пути массагетов, царили скорбь и уныние. Женщины плакали. Мужчины сдержанно готовились к поминанию, выбирая скот, запаляя костры на курганах.

На подступах к стану Дахара отряд Далайи был встречен Патшой. Его глаза, воспалённые от бессонницы, были полны печали. Сойдя с коней, Далайя и Руса обняли его.

От самой границы селения до просторной площадки перед главным шатром, окружая её, ровными рядами выстроились войска.

Дахар, в сияющих доспехах и одеяниях, при сверкающем вооружении, лежал посреди своего шатра на невысокой тахте, поверх ярко-красной ткани, сплошь расшитой золотыми бляшками и свисающей до пола. Он был облачён в такого же цвета кожаную куртку, обшитую, подобно доспехам, золотыми пластинами. Голову венчал высокий островерхий кожаный колпак, обрамлённый серебристой пушниной. Кожаные штаны, с боков по швам расшитые золотистыми узорами, были аккуратно заправлены в сапоги, голенища которых, как и всё одеяние, украшали золотые бляшки. Его лицо было спокойным и даже каким-то одухотворённым.

Погребение было назначено на следующий день.

Гостей разместили в установленных для них шатрах, невдалеке от центра селения.

Ближе к вечеру, проверив общую готовность к похоронам, к Далайе и Русе ненадолго заглянул Патша, поведавший о том, как скончался его дядя.

Всё произошло неожиданно и как-то буднично. На рассвете Дахар не покинул своего шатра, как поступал всегда. Вошедший к нему начальник охраны застал его лежащим на своём обычном месте. Не нарушая царского сна, он сразу сообщил об этом ему, Патше, и уже вместе с ним они установили, что верховный правитель скончался. Ничто не предвещало такой скоропостижной смерти. Накануне он был бодр и ничем не встревожил окружающих.

* * *

Седые полководцы, сменяя друг друга, несли траурную тахту с телом Дахара к долине смерти, где находилось великое множество курганов с погребёнными под ними его славными предками и другими родичами.

За ними следовали все вожди, среди которых шествовали и Патша с Далайей и Русой.

Далее в скорбном молчании продвигался весь остальной прибывший люд.

Сотники с войсками, спешившись, придерживая коней, выстроились по бокам на протяжении всего пути от селения до могилы.

По мере приближения траурной процессии, каждый воин опускался на правое колено, прижимая правую руку к груди, низко склоняя голову.

В одну из двух ям, соединённых в середине узким проходом, стены которых были выложены плиточным известняком, на разостланную поверх земли тонко выделанную белую подстилку из кожи было ровно растянуто красное тканевое покрывало, такое же, каким была покрыта тахта. На него полководцы бережно опустили тело царя. У самого изголовья расположили седло, по бокам – оружие, а у ног – боевой щит. Затем всё было накрыто другим таким же покрывалом. В соседнюю яму опустили его любимого скакуна, заколов его здесь же, у могилы.

По всем углам были расставлены кувшины с яствами, множество различной посуды из дерева, глины, серебра и золота и другие предметы обихода, также накрытые покрывалом, теперь уже снятым с тахты. Каждое из