Территория тюрьмы - Юрий Прокопьевич Алаев

сначала женщины, потом, густыми матюгами, мужики, раздались чей-то плач, причитания, Хисамов и Кожин бросились к толпе, в которой шла самая настоящая драка: усиленное оцепление из пожарных, перекрывшее вход, схватилось с торговцами, не успевшими, судя по всему, вынести из огня все, что хотели.

– Отставить, – закричал Хисамов, – отставить, я говорю!

Пожарные остановились, торговцы, как ни странно, тоже. Все смотрели на двух офицеров, ожидая, что теперь будет. В это время из здания, деловито раздвинув спины заслонявших путь, вышел худощавый парень в трениках, узбек по виду, с двумя женскими манекенами под мышками. В толпе негромко засмеялись, напряжение спало.

Кожин перехватил этого парня (тот успел аккуратно положить ношу на асфальт) и сказал тихо, но так, чтобы слышали стоящие рядом:

– Не ходите туда больше, там скоро все рушиться начнет, пропадете.

Парень всмотрелся в Кожина, словно пытаясь узнать, и переспросил:

– Скоро рухнет? Да?

– С минуты на минуту может, – подтвердил Кожин.

– Начальник, – вдруг юродиво захихикал парень, – все давно рухнуло! Все, знаешь ты?! – И, посерьезнев и глянув на Кожина с ноткой жалости. – ты там был? Ты не был, я был. – Повернулся и так же деловито пошел назад. И другие пошли за ним, не все, но пошли. Пожарные расступились.

Руслан и Андрей переглянулись: дело принимало вообще скверный оборот, с резко растущей вероятностью жертв, последующими разбирательствами, рапортами, объяснительными и всем вот этим.

– ОМОН надо вызывать, – вполголоса сообщил Хисамов и пошел к штабу.

«Правильно мыслит, – подумал Кожин, – только неужели раньше до этого никто не додумался? Тут менты час назад уже должны были в оцеплении стоять». Впрочем, он знал, как это бывает: руководство тушением пожара по регламенту переходило от одного начальника к другому по мере повышения ранга опасности, и в такой ситуации, когда счет шел на минуты, а тем более когда видно было, что огонь сильнее огнеборцев, почти неизбежно возникала путаница с тем, кто за что отвечает и кому что должен сообщить. «На войне как на войне», – вспомнил вдруг Кожин.

Но у него не выходили из головы слова этого узбека. «„Ты там не был“. Где „там“? Что вообще он знает о том, как все тлеет, потом вспыхивает и сгорает? Про эту жизнь?» – думал Кожин, не спеша обряжаясь в костюм газодымовой защиты.

– Ты куда собрался? – крикнул ему от штабной машины Хисамов.

– Надо посмотреть, – ответил Кожин, подзывая уже снаряженное звено из четверых бойцов.

– Парни, все пристегиваемся путевым тросом, идем в западное крыло, оцениваем обстановку, обнаруженных выводим, выходим сами. Замыкающий – Романько. Ясна задача?

Бойцы покивали, пристегиваясь карабинами, и пошли за Кожиным.

– Товарищ подполковник, – Хисамов был уже рядом, – можно вас на пару слов?

– Ну?

– Андрей, – сдавленным шепотом заговорил Руслан, – это не твое дело. Ты организовал группы на вывод пострадавших, поставил наряды на вход, – контролируй. Туда есть кому зайти и без тебя.

– Я должен там побывать, Руслан, – проговорил Кожин, обдумывая обоснование, – они молодые все, могут не просечь обстановку.

– Ты должен получить на это приказ РТП, – возразил Хисамов, – это нарушение дисциплины.

– Я получу, – отстраненно произнес Кожин, – когда выйду.

Они встали гуськом – звено во главе с Кожиным – и пошли вовнутрь. Как космонавты на Луне. Или как водолазы.

Аккуратно переступая по осколкам полопавшегося от жара стекла, тлевшему тряпью, обходя черные тушки не успевших вылететь через стрехи и заживо зажарившихся голубей, Кожин посматривал на клетки торговых точек (никого не было, слава богу) и на заметно уже покорежившиеся металлические конструкции, удерживающие внутренние стенки и потолочные плиты. Даже если они были обработаны противопожарным покрытием как положено, стоять им оставалось минут пятнадцать, потом металл начнет оплывать, скручиваться, и все посыплется.

– Шевелимся, бойцы, – скомандовал Кожин, – проходим еще десяток этих клеток – и назад.

И тут откуда-то слева (с восточной части, отметил Кожин) донесся скрежещущий звук, переходящий в грохот, шелестение, что-то ухнуло оземь, и под высоким, метров двенадцать, потолком раздался свист, тут же перешедший в глубокий гул.

– Газ, блядь, Кожин, газ! – закричал Романько; пожарные бросились назад, к выходу.

– Почему там газ? Почему там газ? – Еле переводя дыхание в который уже раз спрашивал Кожин полковника, принявшего руководство тушением пожара, силясь вспомнить, как его зовут; тот молчал, в упор глядя на Кожина.

– Горгазу было сообщено, – выговорил наконец. – откуда я знаю почему.

– Отстань, Андрей, – удерживая его за руку, сказал Хисамов, – не он должен был сообщать.

Ну да, это было правдой: связаться с Горгазом насчет перекрытия магистрали должен был Шандыбин, РТП-2. И он связался, как потом выяснилось, но аварийная бригада газовиков добралась до «Адмирала» лишь полтора часа спустя, когда уже случилось первое обрушение, трубу перебило, и вспыхнувший газ принялся довершать начатое какой-то газовой горелкой или кухонной плиткой.

– На твоем участке рухнуло, Руслан? – немного придя в себя, спросил Кожин. – Все целы?

– Не все, – мрачно ответил Хисамов, – двоих привалило, Шандыбина как раз и одного молодого увезли на «скорой». Четверых успели вывести, а сами… Ты передохни, Андрей, – добавил, всмотревшись в Кожина, – чего-то ты сероватый какой-то.

– Пепел, брат, – невесело усмехнулся Кожин, – пепел, я в норме.

И он снова повел свою группу в здание ТЦ, – дело было недоделано, в западном крыле могли оставаться люди.

На сей раз они пошли к рядам клеток, примыкавших к задней, капитальной стене здания. Огонь, продолжавший питаться сквозняком и газом из лопнувшей трубы, ревел уже под самой крышей, но благодаря этому сквозняку задымление было относительно небольшим («небольшим относительно, – подумал Кожин, – грубо уже полторы тысячи метров горит», – и снял шлем с респиратором). Жар тут же обдал лицо, дыхание перехватило, но он пересилил, стараясь вдыхать как можно меньше и не задевать лишний раз тлевшее под ногами тряпье. У клетки под номером двадцать четыре они нашли женщину. Она сидела, привалившись к прилавку спиной, и тихо стонала – то ли надышалась, то ли сердце прихватило. По команде Кожина бойцы отстегнулись от путевого троса, двое подхватили женщину и понесли к выходу. На удивление, она пришла в себя и даже попыталась им что-то сказать – то ли «спаси», то ли «спасибо». Кожин с Романько и бойцом, шедшим в звене за ним (он запамятовал фамилию – Трухин, Трушин?), продвинулись дальше вдоль стены. Пусто. Тут под крышей что-то протяжно заскрежетало, Кожин поднял голову и обомлел: на раскаленной огнем кирпичной кладке стены проступили какие-то буквы – багровым по бурому: «С… КП…» Но скрежетали, разумеется, не они: звук исходил от двутавровой потолочной балки, которая медленно, еле заметно, начала смещаться с опор.

– Бегите, пацаны, – закричал Кожин, – к стене, вплотную!

Романько