Сын весталки - Ольга Александровна Шульчева-Джарман

— Нет, Трофим, — твердо сказал Кесарий, хотя Каллист больно толкнул его в бок. — Они твои. Ты хотел открыть рыбную лавку?

— Что мне до лавки, когда вас выставляют с позором из вашего дома! — возмутился Трофим. — Или вы гнушаетесь мной, потому, что я — не христианин?

— Что ты, Трофим, — растерянно проговорил Кесарий.

— Возьмите деньги.

— Трофим… У меня же есть средства к существованию… есть часть имения, родственники — это только временная нужда.

— Ну и где ваши родственники? Вам еще добраться до них надо. Берите эти деньги. Вы не привыкли есть пустую похлебку и спать на земле.

— Я возьму одну монету. В долг, — после колебаний, вымолвил Кесарий. — Нам хватит. Спасибо тебе. И за плащ тоже, и за нож.

Он пожал ему руку сквозь листья винограда.

— Осторожно! Заметят! — испуганно прошептал Трофим. — До встречи, Кесарий врач!

— Да благословит тебя Бог, Трофим!

В ответ раздался замирающий шорох листвы.

— Я вот думаю… — заметил Каллист, когда они миновали виноградники. — Остальные рабы были христианами.

7. О кратчайшем пути в Никомедию

— Посидим немного. Вот уже видны ворота.

Кесарий опустился на разогретые за день камни ступеней базилики. Одежда его давно просохла от дневного зноя, на осунувшемся лице выступили крупные капли пота.

Среди побледневшего неба боязливо просыпались редкие звезды. На Константинополь надвигалась сухая, душная ночь.

— Посидим, — согласился Каллист. — Только давай внутри — там прохладнее, как-никак.

Кесарий тяжело, с трудом поднялся, схватившись за деревянный косяк. Они вступили в полумрак опустелого храма.

На полу у гроба мученика Пантолеона горела одинокая масляная лампада. Две женщины в молчании замерли у мраморных плит. Их фигуры были словно выточены из камня. Кесарий изобразил на себе крест и тоже подошел к тому месту, где лежало тело вифинского врача. Он опустился на колени и почти упал на гроб, обхватив его руками.

— Сохрани Лампадион… — прошептал он. — Будь ей защитой.

Каллист остался у входа.

— Эй, подвинься! — кто-то толкнул его в спину. — Вам тут забава, а нам работа!

Двое работников в запачканных известью туниках внесли в базилику лестницу и стали ее устанавливать у южной стены, громко переругиваясь и топоча деревянными сандалиями по гулкому полу. Одна из женщин подняла голову, и в падающем с улицы свете Каллист заметил, что это — пожилая матрона. В глазах ее, резко контрастируя с волевыми чертами лица, отображалась тревога и какая-то беспомощность.

— Молоток дай мне. И долото, недоделок ты эдакий! — командовал старший, стоя на самом верху лестницы. — Тут отбивать до ночи… крепкая мозаика, разэдак ее.

— Да, еще при Константине клали… — глубокомысленно проговорил младший, почесав мясистый нос.

— Да посвети же мне, олух!

Носатый сграбастал лампаду, и трое у гроба остались в темноте.

Раздался удар молотка, и осколки мозаики брызнула во все стороны. На белоснежном хитоне молодого врача с золотым нимбом вокруг копны густых волнистых волос появилось красно-бурое пятно — показалась кирпичная стена.

— Глаза ему выбивай, слышишь? Так велено.

Каллисту показалась, что он услышал женский стон. Но через мгновение он прозвучал ровный голос Кесария:

— Что за самочинство вы творите?

В темноте его одежда и лицо были неразличимы, но осанка и властный тон заставили работников остановиться.

— Вы не слышали указ императора? Все украшения этой базилики — имущество храма Асклепия Сотера. Всякий, кто посягнет на них, будет наказан, как кощунник.

Кесарий пошатнулся, но успел опереться о стену.

— Вот! — в три огромных шага очутившись рядом с ними, он ткнул младшему под нос указ. — Подпись и печать императора Юлиана! Вовремя же я пришел сюда составить опись имущества галилеян, находящегося в храме! Как ваши имена и кто вас послал? Отвечайте мне!

— Мы — вольноотпущенники Гнея, вольноотпущенника епископа Пигасия…

— Какой он теперь епископ, дурак! — испуганно одернул старший носатого, поспешно слезая с лестницы. — Великого жреца Пигасия, этот оболтус имел в виду.

— Завтра я поговорю с этим Гнеем лично. А ваши имена?

Но вольноотпущенники уже метнулись в сторону прохода, оставив лестницу, молоток и долото среди осколков мозаики.

— Пойдем и мы, Каллист, — обратился Кесарий к другу. — Совсем повечерело…

Он снова прислонился к стене так, словно случившееся обессилило его вконец, и зашептал едва различимо:

— Кирион, Кандид, Домн, Исихий, Ираклий, Смарагд, Эвноик, Валент…

— Тебе плохо? — поддержал его Каллист.

— Голова закружилась… Идем.

— Вы спешите уехать из Константинополя? — неожиданно раздался голос матроны — волевой и сильный. — Не сочтите за вольность, но я хочу предложить вам воспользоваться моей повозкой. В ней достаточно места, — добавила она тоном, не допускающим возражений.

— Мы… нет, мы… — начал Каллист.

— Вам надо спешить — солнце садится, — строго сказала она, перебив его и глядя в упор на Кесария. — Меня зовут Леэна, дочь патриция Леонида из Вифинии.

+++

— Мы с внучкой приезжаем сюда несколько раз в год, — сказала Леэна, развязывая добротно укутанную в полотенце корзину с еще теплыми лепешками.

Повозка плавно покачивалась, теплый ветер обдувал путешественников. Огромный возница угрюмо высился на козлах, то и дело погоняя лошадей — дочь Леонида уже отчитала его за медлительность и неповоротливость.

Дорога круто пошла в гору, и Каллист видел, как Константинополь изогнутым луком лежит у темной воды, по которой бежит золотая дорога заката. Он мог различить дворец императора, здания сената и главный рынок, даже статуя Константина, скачущего во весь опор в сторону базилики, была видна словно на ладони, только странное нечто было в вечерних очертаниях города. Он закрыл глаза, потом открыл их снова, приглядываясь, и понял — над городом уже не было крестов. Даже храм «София» — Божественной Премудрости, к югу от залива, стоял обезглавленным, словно перевернутая чаша. Рядом с ним склонил голову, словно младший брат, храм «Ирина» — Божественного Мира.

— Хочешь пить? — Кесарий протянул другу кувшин с родниковой водой.

Каллист сделал несколько жадных глотков, но, удержавшись, снова передал кувшин другу.

— У нас достаточно воды, — заметила Леэна.

— Куда мы едем? — спросил Кесарий, будто проснувшись.

— Прочь из столицы.

Она протянула ему лепешку.

— В сторону Перинфа?

— В сторону Никомидии, — невозмутимо ответила Леэна. — Но через Перинф.

— Никомидия на том берегу, — робко заметил Каллист.

— Верно. Зато Перинф на этом.

Некоторое время было тихо.

— Все, кроме вас, остались послушать указ. Вам это, видимо, было ни к чему, — продолжила Леэна. — Мы потеряли вас из виду сразу после диспута. Если бы этого не случилось, мы до полудня уже были бы на том берегу. Теперь придется делать крюк по суше и по морю.

Каллист доел третью лепешку и взял четвертую.

— Можешь взять сушеной