Сын весталки - Ольга Александровна Шульчева-Джарман

— Мы ничего не едим, сегодня пятница, — вставила Финарета, стараясь спрятать под покрывало непослушную огненно-рыжую прядь. — Мы христиане.

Кесарий замер с лепешкой в руке.

— Финарета, помолчи, — сказала Леэна, ободряюще кивнув Кесарию. — Это моя внучка Финарета, Кесарий врач. Да, мы христиане, как нетрудно догадаться. Мы едем в Диапотамос, доберемся туда к полуночи, переночуем в гостинице — я знаю одну неплохую — а потом на корабле отправимся в Никомедию… — продолжила она, внимательно глядя на Кесария. — Возьми, — неожиданно сказала она, протянув ему шерстяное одеяло. Тот с благодарностью укрылся им.

— Тебе холодно, Кесарий? — удивился Каллист. — Такая жаркая ночь.

Кесарий не ответил — он уже задремал, склонив голову. Сумрак сгущался. Леэна молчала, слегка шевеля губами. Финарета то и дело поглядывала на нее, потом шепотом спросила:

— Бабушка?

Ответа не было. Дочь Леонида была глубоко погружена в молитву и не слышала слов внучки.

— У нас имение недалеко от Никомедии, — шепнула она Каллисту. — Мы из-за вас опоздали на корабль. Бабушка посылала рабов вас искать. Где вы были?

Каллист изумленно молчал, припоминая, где он мог до этого встречаться с дочерью Леонида.

— Твой друг так красиво говорил! — продолжала Финарета, не обращая внимания на молчание собеседника. — Он же был членом сената? Придворным врачом? Как он здорово сказал императору… вот, я все записала, — она достала из-под покрывала вощеные таблички, покрытые скорописью.

— Да, Кесарий очень образованный, — вымолвил, наконец, Каллист.

— А он крестился?

— Он получше многих ваших… крещеных, — заметил обиженно Каллист.

— Наших? Ты что, эллин? Ты не христианин? — разочарованно протянула Финарета, но в ее зеленоватых глазах запрыгали искорки.

— Я? Я — нет… я… но я знаю ваши книги… — неожиданно для себя заторопился Каллист. — У меня даже есть с собой… Смотри!

Он показал ей свиток Кесария.

— Правда? Покажи… Послание к Филиппийцам? И ты читал?

Каллист с достоинством кивнул, но потом поспешил добавить:

— И еще я знаю, у вас есть такая книга какого-то пророка… там написано ваше учение… я даже пересказать могу:

Кто поверил тому, что мы слышали?

Кто мог бы узнать тут вмешательство Бога?

Как, этот хилый росток,

Затерявшийся на невозделанной земле,

Не имеющий ни вида, ни силы…

Облик его не запоминается,

Лицо его застыло в страдании,

взгляда глаз его избегают люди.

Этого человека гонят,

С ним не считаются…

Не наше ли зло обременяло его,

Не скорби ли наши сгибали его?

А мы считали его проклятым,

Полагали, что поразила его рука Божия

И что согрешил он…

А он исходил кровью за наши грехи,

Его угнетали преступления наши,

кара, которая нас примиряла,

его — сокрушала,

и из ран его текло наше исцеление…

Финарета удивленно смотрела на него. Потом сказала:

— А я вас видела в Никомедии у Пистифора.

Каллист почувствовал, что ему становится жарко.

— Это ведь ты ему сказал, что он неправильно понимает христианское учение?

Каллист от всего сердца пожелал провалиться в Гадес.

— Пистифор теперь представитель главного жреца в Никомидии, — невинно добавила Финарета. — Так что ты не ошибся.

Кесарий застонал во сне, зовя:

— Салом, Салом, брат мой… ахи…

— Ему плохо! — воскликнула девушка. — Потрогай — у него жар! И пульс быстрый и высокий!

Этого Каллист стерпеть уже не мог. Он убрал руку Финареты с запястья Кесария, и сам начал щупать пульс. Он нашел его сразу, и на мгновенье ему показалось что лучевая артерия бьет по его пальцам.

— Кесарий! — позвал он.

Тот негромко, без слов, застонал, натягивая одеяло.

— Тебе плохо, Кесарий?

Он попытался уложить его на свое плечо. Кесарий медленно сполз вниз.

— Он без сознания! Он болен! — сказала Финарета.

— Помолчи, пожалуйста, — грубовато сказал Каллист. — Я вижу, что он нездоров.

Кесарий открыл глаза.

— Холодно, — проговорил он. — Мне холодно… Крих анта… Салом, ахи… Эни…

Финарета вытащила из-под скамьи второе шерстяное одеяло и кувшин с вином.

— Что ты делаешь, Финарета? — строго спросила Леэна, проснувшись. — Сынок, тебе плохо? — она неожиданно нежно взяла Кесария за руку. — Вези поосторожнее! — крикнула она вознице. — Да шевелись! А ты положи его к себе на колени… вот так… здесь тесно…Тебя как зовут? Феоктист?

— Каллист, — слегка раздраженно ответил тот. — Я думаю, что надо…

— Сынок, выпей вина, — сказала Леэна.

— Надо развести водой!

— Нет, не надо, Феоктист.

— Каллист.

— Пей, сынок.

Кесарий послушно отхлебнул. Леэна укрыла его третьим одеялом.

— Скоро будем в Диапотамосе, — она погладила его по голове. — Потерпи немного.

+++

— Леонта, мы исполним твою просьбу. Я считаю, что это то, что нам повелевает делать Христос. Но… ты понимаешь, на что идешь сам? Если тебя схватят? Если догадаются, что побег подстроил ты? Зачем ты хочешь погубить свою жизнь — не ради Христа, не как славный мученик — а просто так, как преступник? Ведь Павел апостол не велел нам страдать как преступникам…

— Отец Эрмолай, иногда очень сложно различить преступника и христианина, — в закатном свете волосы юноши сияли золотом. — Он в темнице, а мы пришли к Нему и выпустили на свободу — как Он отпустил измученных на свободу, Он, Христос, который подарил нам лето Господне прекрасное, Царствие Божие, великую радость и бессмертие с Ним… Мой отец поддержал бы меня в борьбе против несправедливости, но он уже похоронен мною и ждет воскресения мертвых… Ты мне теперь за отца. Но если ты отказываешься мне помочь, я все сделаю сам, потому что я считаю, что это справедливо.

— Нет, Леонта… но у меня будет одна просьба к тебе. Когда… — тут Эрмолай запнулся и исправил себя: — Если… если тебя арестуют, если будут требовать имена сообщников — назови, умоляю, наши имена. Мы хотим умереть как мученики, а не от старости и страха в лесу. У меня нет духу прийти и сказать, что я тот самый Эрмолай, друг мученика епископа Анфима… так пусть они придут сюда. Слышишь? Пантолеон, я приказываю тебе как отец.

Леонта молчал, его золотая грива развевалась на вечернем ветру.

— Только под таким условием я согласен тебе помогать! — закончил Эрмолай и отвернулся, чтобы юноша не увидел слез на его глазах.

8. О том, как сложно найти врача на постоялом дворе

— Мне уже лучше, — заявил Кесарий, когда повозка остановилась на постоялом дворе. — Я сам могу идти.

Возница и Каллист вовремя подхватили его с двух сторон.