Катастрофа 1933 года. Немецкая история и приход нацистов к власти - Олег Юрьевич Пленков

в войне и победа Ноябрьской революции определялись Юнгом как победа неполноценных, а либеральная политическая система Веймарской республики, поскольку она ведет к отстранению от власти элиты и преобладанию посредственности, из чего проистекает парламентский обычай иметь слабые и беспомощные правительства, – к господству неполноценных. По Юнгу, различные интересы побеждают в буржуазном обществе не в открытой борьбе, а на основе закона большинства, то есть предпочтение отдается не тому, что оптимально, органично, истинно, а тому, чего желает большинство; политические деятели должны подлаживаться под посредственность или сами быть такими – отсюда и господство неполноценных. «Человеку, который наивно спрашивает о сущности новой исторической эпохи, – писал Юнг, – можно дать только один единственный ответ: во всех своих ценностях и социальных установках она противоположна проникнутым либеральным духом 1789 г. формам»[964]. Либерализм, по Юнгу, должен быть преодолен «консервативной революцией», которая для него означала «восстановление элементарных законов ценностей, без которых человек теряет связь с природой и Богом и не сможет построить истинный порядок. На место равенства вступит внутренняя ценность, на место социального классового сознания – справедливое социальное устройство в корпоративном обществе, на место механических выборов – органическое воспитание вождя, на место бюрократического принуждения – внутренняя ответственность истинного самоуправления, на место массового безликого счастья – право суверенной личности как части народа»[965].

Юнг был уверен, что европейская история, европейские народы окончательно зашли в тупик, им необходимо обновление. «Мы стоим, – писал Юнг, – на пороге нового мира. В грядущем тысячелетии от немецкого народа будет зависеть, станет ли он творцом новой европейской империи»[966]. Для Юнга образцом обновления мира, эпохами, когда человек жил в соответствии с самим собой, были греческая античность (олицетворением ее был, полагал Юнг, Платон) и средневековье (Данте). В каждую из этих эпох существовал единый макрокосм, служение которому рассматривалось как обязательный элемент человеческого бытия. Если античность знала эпоху расцвета, а затем пришел упадок, то средневековье не знало расцвета, и средневековое мироздание рушилось постепенно; этот процесс сопровождался секуляризацией, схизмой. Распад средневекового макрокосма завершился созданием национальных государств, оформлением национальных культур. До сего дня, полагал Юнг, этому процессу противодействовали три силы: Реформация, немецкая музыка, немецкая классика и романтика; в конечном счете «от исхода этой борьбы зависит судьба нашей культуры»[967]. Все эти три силы немецкого происхождения. «Ни одна страна, ни один народ, – писал Юнг, – не являются в истинном смысле слова европейскими, как немецкий народ. Немецкий народ и духовно занимает центральное положение среди европейских народов, это дает возможность полагать, что немцы среди европейских народов наиболее богаты и широки духовно»[968]. Немцы у Юнга – это вообще единственный народ Запада, который имеет душу. Э. Юнг считал, что только Россия имеет столь же широкую и многозначную душу, но ей не хватает стремления к порядку, воли к завершенному, а именно это делает Германию самой европейской страной. В самом деле, многие духовные импульсы европейского средневековья, способствовавшие ее расцвету, исходили из Германии: Каролингский ренессанс, романская и готическая архитектура и искусство, схоластика, университеты, поэзия трубадуров, францисканское благочестие, европейский эпос, рыцарство, крестовые походы, городская культура, не говоря о Реформации, которая сделала Германию центром духовной и религиозной жизни. Три века спустя после Реформации Германия вновь сделалась духовным центром мира: Гёте, братья Гумбольдты, немецкая классическая философия, немецкая классическая музыка, классическая филология, сравнительное языкознание. Студенты со всего мира ехали учиться в университеты Гейдельберга и Геттингена, это продолжалось и во второй половине XIX в. Э. Юнг писал, что воспоминания об этом блестящем периоде немецкой культуры никогда не затмятся в сердцах немцев. Из этого Юнг делает вывод: «Убежденность в том, что решающая роль в создании новой Европы суждена немцам, проистекает из следующего: испокон веков ни в одном европейском народе душа не была выражена столь ярко, как в немцах. Только исходя из этого можно понять, почему наиболее яркие проявления духовности – Лютер, немецкая музыка, классика, романтика – в наиболее существенном являются немецкими»[969]. Пять лет спустя после написания «Господства неполноценных» у Юнга добавились и иные мотивы в пользу германо-центристских позиций, так, в 1932 г. в сборнике «Немцы о Германии» он писал: «Как французская революция 1789 г. перенесла центр тяжести Европы на Запад, так и германская должна вернуть центр Европы в Германию. Стремление Франции жестко держаться за Версаль не убережет ее от признания того факта, что биологически более сильным народом являются немцы»[970].

В «Господстве неполноценных» Юнг привлекал порой необычные темы для трактатов подобного рода. Так, он отыскивал причины радикализма послевоенного поколения в свойствах человеческой души, которая, на его взгляд, является основой религиозного, политического, культурного бытия; она (а не разум) объясняет сущность человека: «Неизменной чертой в человеческой душе является метафизическое беспокойство. Это наиболее существенная черта всего человеческого, в ней заключается глубокая мудрость, что человек – это подобие Бога, а стремление к божественному является вечным и свойственным людям»[971]. Это метафизическое беспокойство защищает человека не только в личной сфере, но и в социальной жизни, в политике. По мнению Юнга, значительная часть фронтового поколения предалась радикализму именно по причине метафизического беспокойства, а не из протеста против бездеятельности буржуазных политиков. В этом метафизическом беспокойстве важным является этический и моральный инстинкт свободы, которая для истинного христианина не является достижимой, данной, но вечной религиозной целью, которую невозможно достичь полностью. В современном же либерализме, по Юнгу, свобода выступала как естественное право человека, несмотря на его способности, характер, волю; это свобода делать все, что угодно, даже зло. Спасение европейской культуры от либерализма может последовать только со стороны Германии, которая дает образцы нового мышления, осознавшего, что народ, нация, церковь не являются суммой индивидуальностей, а имеют собственные законы развития. «Так же как для французов, – писал Юнг, – нация является священным понятием, точно так же для немцев – государство. Для немцев государство – это олицетворение тяги к совершенству, обожествление государства Гегелем – это полнейшее выражение исторической роли немцев и их духовной предрасположенности. Речь идет не о каком-либо конкретном государстве, а о вечных ценностях общности»[972].

На взгляд Юнга, немецкая вера в государство может обрести идентичность, только отказавшись от идей 1789 г., которые хоть и устранили абсолютизм, но поставили на его место всесилие государства. Свободы, хоть и были прокламированы, но они быстро были и отобраны, человек оказался наедине с государством. После войны, когда в Германии возобладали парламентаризм и либерализм, государство превратилось в попечительскую организацию, что в корне поколебало средневековые структуры, государство взяло на себя задачи общества. Современное государство – это социальное государство, «оно превратилось