Катастрофа 1933 года. Немецкая история и приход нацистов к власти - Олег Юрьевич Пленков

в государство подаяний, от которого немцы ждут оздоровления Германии»[973]. Любопытно отметить, что Юнг относится к немногим деятелям «консервативной революции», чье мышление в экономической сфере было ориентировано на экономический либерализм; на его взгляд, экономика принуждает обратиться к органическим основам жизни, а не питаться иллюзиями и утопиями[974]. Так же как представители современной «неконсервативной волны», Юнг был уверен, что преклонение перед социальным государством – это грубое и глупое суеверие, и поэтому оно должно исчезнуть, если общество заинтересовано в здоровом восприятии политической и социальной жизни. Государство должно вернуть присущие ему функции, перестать быть благотворительным заведением. Экономическая жизнь должна быть радикально отделена от государства и полностью отдана обществу. Все экономические вопросы, по Юнгу, должны решаться автономными сословиями людей, непосредственно занятых в экономике. Нельзя допускать национализации экономики: и государственный капитализм, и государственный социализм логически ведут к бюрократии, к государственному всесилию[975]. У государства, считал Юнг, должны быть отобраны духовная жизнь, воспитание, школа, университеты, искусство, всем этим должны заниматься автономные корпорации, которые и составляют народ, то есть «общность, внутри которой немцы реализуются как нация»[976]. Даже церковь, указывал Юнг, сможет выполнить свою миссию, если будет отделена от политической власти. В этой связи Юнг указывал, что фашистская Италия лишь внешне напоминает идеал корпоративного государства: итальянцы ошибочно начали реформы сверху, с государства, фашизм создал не корпоративное общество, а корпоративное государство, в итальянском фашистском государстве недостает самоуправления, децентрализации. Фашизм, по Юнгу, – это всесилие государства и цезаризм.

Вместо того чтобы двигаться к органическим средневековым решениям, фашизм застрял в традициях государственного деспотизма Ришелье, Робеспьера, Руссо[977]. Юнг писал, что для Германии такой путь неприемлем.

Истинной язвой для современной демократической системы Юнг считал политические партии, на которые он особенно резко нападал. Он считал, что в корпоративном государстве в силу его специфики наверх пробивались люди с общепризнанными деловыми качествами, одаренные политически, а в политических партиях наверх пробиваются: в мелких – интриганы, а в крупных – демагоги. Поэтому политические партии решительно не доросли, по мнению Юнга, до задач, стоящих перед ними[978]. Юнг риторически спрашивал, как преодолеть государственную и общественную формы, ставшие в современной Европе балластом развития, и отвечал, что нужно заменить механистическое царство большинства органическим царством, которое сломит анонимность власти и даст ответственной личности все необходимые права. И хотя, отмечал Юнг, средневековый сословный порядок мертв, но органичное государственное устройство при разумном управлении в современных условиях возможно[979]. Необходимые политические преобразования могут быть проведены в Германии, не нарушая духа демократии. «Демократия – это то, чего хочет народ, это для народа является решающим… Ни одна конституция не сможет осмелиться оказать ей сопротивление, ни один парламент не может стать ей на пути, ни одна партия, ни одна группа интересов не может навязать ему свои представления»[980]. Юнг категорически возражал против любого вида политического диктата: «Тот, кто полагает, что немецкий народ, немецкая культура, немецкое государство могут быть спасены диктатурой, тот видит только завтрашний, а не послезавтрашний день, не говоря уже о далеком будущем, нельзя строить сверху вниз, если хочешь построит крепкое здание. Такое государство будет неорганичным»[981]. Курьезно, но первым шагом на пути ликвидации либеральной атомизации общества и восстановления естественных связей должна быть, по Юнгу, отмена женской эмансипации. «Женщина, – писал Юнг, – никогда не находилась в подневольном положении, формы зависимости менялись, без них человечество немыслимо. Современный индивидуалист имеет другие подходы к оценке зависимости. Может быть, крепостной не был так зависим, как это описывают современные публицисты. То же относится и к женщине: ее мнимая подневольность в виде послушания не противоречит естественной необходимости»[982]. Так же сетовал Юнг и на слишком быстрое предоставление женщинам избирательных прав; как ни странно, в этом отношении он был прав, ибо именно преимущественно женскими голосами Гитлер смог привлечь на свою сторону почти треть нации.

Важно отметить, что в вопросе об антисемитизме Э. Юнг занимал довольно умеренную позицию и антисемитом не был. В «Господстве неполноценных» Юнг приводит на эту тему противоречивые суждения: с одной стороны, он разделял мнение Чемберлена о евреях как «врожденно коллективистской нации»[983], а с другой стороны, причиной антисемитизма, по Юнгу, является борьба немцев с индивидуализмом и либерализмом[984], с третьей стороны, еще в 1932 г. Юнг протестовал против требований Ревентлова изгнать евреев из Германии и требовал признать их значение длянемецкой истории[985]. Что касается его суждений непосредственно о расовой теории, то они были весьма далеки от нацистских людоедских «идей». Юнг как правоверный и ревностный кальвинист, христианин, никогда не заходил далее обычно принятых суждений в этом весьма щекотливом вопросе.

Дух теоретизирований Юнга в его «Господстве неполноценных» совершенно расходился с духом нацистского режима после 1933 г. Давление нацистов на общественное мнение, беспорядки, учиняемые штурмовиками, дезорганизация общественной жизни после 1933 г. вызвали весьма напряженные отношения Юнга с нацистскими главарями. Юнг изначально довольно критически относился к нацистам, о чем свидетельствует выдержка из его письма 1930 г. к другу, в котором он, проклиная в духе «Господства неполноценных» либерализм, заодно клеймил и нацистов: «В исторической перспективе мы имеем три формы либерализма: манчестерство, которое выливается в буржуазную демократию, марксизм, который представляет собой отрицание буржуазной демократии, и, наконец, нацизм, который является смесью двух предыдущих. Это видно не только по его истории, но и по интеллектуальному прошлому. В нацизме либерализм вылился в экстремистскую концепцию государства»[986].

Беспрецедентно (по тем временам) прямым обвинением нацистского режима была написанная Юнгом речь для эксканцлера Фрица Папена 17 июня 1934 г. в Марбургском университете. Эта речь была настоящим вызовом нацистам и, как таковая, была ими воспринята. «Правительство, – писал в ней Юнг, – хорошо осведомлено о том, что за „немецкой революцией“ скрывается эгоизм, бесхарактерность, ложь, нечестность»[987]. Юнг писал об анонимной слежке, унифицированной нацистами прессе, о подавлении критики, засилии бюрократии. Речь завершалась следующим пассажем: «Нет смысла скрывать от самих себя, что между действительностью „немецкой революции“ и духовными ее претензиями – дистанция огромного размера»[988]. В «Немецком обозрении» Юнг высказался еще резче: «Примитивность – это главный признак национал-социализма, но народ нельзя годами держать на демагогии, шествиях, флагах, национальных песнях»[989]. Э. Ю. Юнг резко отрицательно высказывался о преследованиях евреев, о расовом учении, об увольнении профессоров по политическим мотивам. Персона Юнга с его необыкновенно смелой критикой режима стала очень популярна, списки его речи для Папена во множестве копий ходили по рукам. Юнг до конца сохранил верность своим идеалам и был убит в «ночь длинных ножей»