Сын весталки - Ольга Александровна Шульчева-Джарман

призвук при сердцебиении? Как мы можем теперь узнать? Ведь некоторые рождаются с особенным звуком сердцебиения, и если они не умирают в отроческом возрасте и хорошо растут, то можно говорить, что эта особенность не вредит их здоровью.

— Финарета, — проговорила Леэна, пряча улыбку. — Несомненно, Александру эта особенность не повредила, даже если она у него и была.

— Не было у меня никогда ничего подобного! И рос я хорошо, — возмутился Кесарий. — Это от лихорадки. Это пройдет.

— Да, у тебя больше похоже на звучание, измененное лихорадкой, — важно кивнул Каллист. — Но Финарета хорошо училась у покойного Леонтия, — добавил он. Ему стало жаль девушку. — А рос ты отлично, судя по тому, какой ты стал длинный.

— Григорий меня намного ниже, — с удовольствием подтвердил Кесарий. — А он старший. Хотя вообще-то старшая — Горги.

— У Нонны трое детей? — спросила Леэна.

— У Нонны? Откуда вы знаете, как звать… — вскрикнул Кесарий и закашлялся.

— Тише, дитя мое. Каллист сказал мне. Так вас у Нонны трое?

— Трое. Все живы, слава Богу.

— Да, — улыбнулась Леэна. — Все живы. Слава Богу. У тебя синие глаза — в нее?

— Да, — изумленно ответил Кесарий. — Откуда…

— Не отвлекай Каллиста, бабушка! — сказала Финарета. — Еще надо печень проверить.

— С печенью все в порядке, — поспешил заверить Кесарий.

— Вот сейчас и узнаем. Согни-ка ноги в коленях…

— Помнится, — философски произнес Кесарий, возводя глаза горе, — когда несчастные пациенты ворчали, что их щупают, мнут и тискают мои ученики, я им говаривал…

— «Ну-ну, а как же молодым врачам учиться?» — тоном, не допускавшим возражений, продолжил Каллист. Финарета прыснула со смеху.

— Слушай, я ведь только что поел! — вскрикнул каппадокиец.

— Печень стала меньше.

— Еще бы, ты выдавил ее за диафрагму. Финарета, не обращай внимания — это я так… Каллисту. Чтобы ощутить край печени, надо дать соскальзывать пальцам с ребер вниз… да, очень хорошо…

— Я помню, — сказал Каллист, — когда мы сдавали экзамен по осмотру больного — ну, когда я на Косе учился — нас было много, а больных мало.

— Это особенность косской школы, — заметил Кесарий, подмигнув Финарете, снова ищущей край его печени в правом подреберье. — Их там всегда много, а больные не выдерживают, поэтому их быстро становится мало.

— Я еще не закончил. В александрийской школе, Финарета, в отличие от косской, принято забалтывать больных до такой степени, что они начинают верить, что они здоровые.

— Больному должно стать легче, когда с ним поговорит врач, Финарета. Чем больше со мной говорит один выпускник косской школы, тем хуже я себя чувствую… Правильно, печень ты нашла хорошо… она у меня немного выступает, да?

— На четыре пальца, — пискнула Финарета.

— Меньше, чем на два моих, — успокоил Кесария Каллист. — Значительно уменьшилась после кризиса. Так я могу рассказать про Кос?

— Мы все внимательно тебя слушаем, — заверил его Кесарий. — Что там за диво-больные у вас были?

— На них столько раз первогодки заваливали экзамен, что они подсказывали даже — как руку держать при ощупывании печени и все такое.

— Да, больные на Косе — не то, что тамошние врачи… Вот бы у них полечиться, — заметил Кесарий.

— А вы учились в самой Александрии, да, Александр врач? — с восторгом спросила Финарета.

— Да, — скромно ответил тот и заулыбался.

— А вы видели александрийский врачебный агон? — затаив дыхание, продолжала спрашивать она.

— Видел, — еще больше заулыбался Кесарий и вдруг вскрикнул — Финарета снова решила поискать у него печень под ребром.

— Финарета, оставь Александра в покое! — строго сказала Леэна, оттаскивая девушку за локоть. — Он только что поел.

— Это я отвлекла его разговором про агон, чтобы он расслабился и я смогла лучше прощупать печень! — гордо сказала Финарета.

— Пусть учится, матушка, — добродушно ответил Кесарий, но Леэна, сурово поглядев на Финарету, укутала названого сына одеялом по самое горло.

— Недомогал я, но тут ко мне, нимало не медля,

Ты появился, Симмах, с сотней своих школяров.

Начали щупать меня сто рук, ледяных от мороза:

Без лихорадки, Симмах, был я, а вот и она[239], — декламировал, смеясь, Кесарий, не сопротивляясь тому, чтобы его так завернули.

— Ты хорошо знаешь латинский язык, дитя мое, — сказала Леэна по-латински, смеясь, и в уголках ее светлых глаз собрались морщинки.

— Вот, молодой хозяин зеркало просил, — громко сказала вдруг вошедшая Анфуса, протягивая Кесарию небольшое медное зеркальце. Кесарий сжал его узкую ручку в кулаке и с трудом поднес к своему лицу. Несколько мгновений он смотрел на свое отражение. На веранде воцарилась напряженная тишина. Каллист с болью в сердце увидел, как потускнели глаза его друга, как дернулся, словно в гримасе боли, его рот. Но прежде чем он сделал жест, чтобы отобрать у Кесария зеркальце, оно само выпало из его руки и скользнуло вниз по простыне, коротко звякнув об пол.

Кесарий вскинул голову и весело взглянул на Леэну, Финарету и Каллиста, но в глубине его взора затаилось страдание. Каллисту показалось, что только он один заметил это, и он втайне порадовался, что ни Леэна, ни Финарета не видели дымки боли в глазах Кесария. Ему захотелось сказать другу что-то хорошее, но Кесарий опередил его:

— Это ты меня остриг, завистник?! — возмущенно воскликнул он. — Отвечай! То-то я думаю — что-то не то…

Каллисту стало жалко друга до слез — и он сказал немного грубовато:

— А ты думал, как бы мы тебе примочки прикладывать стали?

— У вас действительно очень густые волосы, Александр, — перебила Каллиста Финарета. — Нам было очень жаль, но другого выхода не было. Они отрастут, вы не переживайте. Я составлю особый бальзам, и они будет еще гуще, не сомневайтесь.

— Спасибо вам, Финарета… Я смотрю, Каллист показал на мне все свое искусство, — Кесарий скептически осматривал свое предплечье. — Сплошные шрамы от кровопусканий. Ты на мне Финарету учил? Мне сдается, ты здесь целую школу открыл.

— Учил, конечно, — кивнул Каллист. — Кровопускания, промывания, клюсмы…

Желтоватая бледность мгновенно сменилась на щеках Кесария густым нежным румянцем.

— Не слушайте его, — поспешно сказала Финарета. — Он нарочно гадости вам говорит. Какой вы, все-таки, Каллист врач…

Каллист слишком поздно понял свою оплошность и судорожно сглотнул, что-то пробормотав.

— Александр, ты устал, дитя мое. Я велела Верне приготовить беседку — нельзя же весь день проводить в доме, — вмешалась в разговор Леэна. — Каллист составит тебе компанию.

— Побудешь со мной? — проговорил негромко Кесарий, пытаясь сжать в ладони край хитона друга. — Посидишь немного?

— Конечно, — нарочито беззаботно ответил Каллист, чтобы не дать голосу предательски дрогнуть. — Давай я тебе Овидия почитаю. Про зиму?

Видел