Сын весталки - Ольга Александровна Шульчева-Джарман

это в первую очередь. Прости меня, Каллист. И Салома, брата моего … молочного… я не вызволил. И Лампадион не спас… — Он тяжело вздохнул, затем стукнул кулаком и вскрикнул, закашлявшись: —Дурачина Митродор! На спор! Никогда ничего нельзя делать на спор!

— Лампадион раньше звали Фекла? — осторожно спросил Каллист.

Кесарий вздрогнул и привстал на постели, устремив на него свои огромные синие глаза.

— Почему ты об этом спрашиваешь? — устало проговорил он и продолжил сбивчиво: — Нет, Фекла это… это Фекла… А Лампадион — это рабыня… раньше — Митродора, теперь — Филогора… — тут он встрепенулся: — Филогор ведь из Никомедии!

Каллист хотел еще что-то спросить, но, почувствовав какое-то шевеление рядом с натянутыми между колоннами занавесями, обернулся.

— Явился, соглядатай? — голосом, не предвещающим ничего хорошего, спросил он, вставая с табурета.

— Кто это, Каллист? — удивленно спросил Кесарий, пытаясь приподняться.

— Меня зовут Севастиан, я чтец, — ответил молодой человек, подходя к ложу больного. — Вы — Александр, сын Леэны? Я рад, что вы поправились…

— Он уже являлся сюда с Гераклеоном, — сумрачно сообщил Каллист. — Ты рад, говоришь?

— Подожди, Каллист… Севастиан — твое имя? Меня зовут Александр, да.

Кесарий протянул руку для приветствия и неловко задел простыню, укрывавшую его. Каллист метнулся, но не успел вовремя подхватить легкую ткань, и она сползла, обнажая ноги Кесария.

Севастиан замер, приковав взор к шраму на его правом бедре.

— Соглядатай! — закричал Каллист, хватая юношу за горло. — Я так и подумал, что ты за этим пришел!

— Значит, такая воля Христа, чтобы меня нашли здесь… — тихо проговорил Кесарий, откидываясь на изголовье. Лицо его посерело.

— Да?! Вот и нет! Ничего подобного! — воскликнул в гневе Каллист, стискивая вырывающегося Севастиана железной хваткой. — Никакой такой воли Христа на это нет! Прекрати тут мне это! Мне-то виднее! Нет такой воли! Я уверен в этом, нисколько не сомневаюсь!

— Каллист! Отпусти его, Каллист! — забеспокоился Кесарий, делая попытку встать.

— Я точно знаю — нет такой воли, чтобы тебе из-за этого мерзавца умирать! Я сейчас задушу его и закопаю в саду! Уверен, никому он в ближайшее время не понадобится! А человеческий род очистится от язвы и вздохнет свободно!

Финарета выбежала из глубины перистиля[242] — она, должно быть, сидела с книгой в прохладе экуса[243] — и, перепрыгивая через клумбы фиалок, бросилась к разгневанному махаониду.

— Каллист, миленький, хороший, Каллист, отпусти Севастиана, пожалуйста! — кричала девушка, пытаясь высвободить несчастного чтеца из рук вифинца.

— Каллист, ты задушишь его! — воскликнул в тревоге Кесарий, которому, наконец, удалось сесть на своей кушетке.

Каллист отшвырнул от себя полузадушенного Севастиана, и тот упал ничком в фиалки. Финарета, ойкнув, попыталась ему помочь, но Севастиан, с лицом, перепачканным травой и землей, на четвереньках подполз к Кесарию, схватил его за руки и начал беспорядочно покрывать их поцелуями, что-то хрипло шепча. Кесарий попытался вырваться, но перевес в силе был явно не на его стороне.

— Ну же, Севастиан, — проговорил каппадокиец, касаясь его плеч, — Не бойся, никто тебе не причинит зла… Не бойся!

— Я не скажу… — наконец, расслышали все хрип Севастиана. — Как я смог бы… Святой мученик Христов, ты же знаешь, что я так не поступлю!

Его последние слова были настолько энергичны, что Кесарий невольно оглянулся, чтобы увидеть, нет ли позади его изображения какого-нибудь святого, к которому так горячо и искренне обращается за поручительством молодой человек.

— Нет, не отворачивайся от меня! — простонал Севастиан. — Я знаю, я виноват, я глупец, но я не предатель… Пожалуйста! Поверь мне!

— Боже мой… — вымолвил потрясенный Кесарий, обнимая Севастиана. — Успокойся, друг. Никто тебя не обидит. Успокойся…

Севастиан отчаянно навалился на Кесария, хватая и целуя его ноги.

— Что здесь происходит? — прозвучали спокойные и неспешные слова Леэны. — Севастиан! Александр! Каллист! Финарета!

Севастиан, дико обернувшись на голос Леэны, на секунду замер, потом вскочил на ноги, закрыл лицо руками и бросился прочь.

— Держи его! — закричал Каллист, срываясь с места. — Верна! Агап! Ловите его! Понесся доносить в Никомедию!

— Если этот несчастный и побежал в Никомедию, — рассудительно сказал Кесарий, тщетно пытаясь поймать ускользающую подушку, после того как Севастиан перевернул все вверх дном на его ложе, — то он не скоро до нее доберется.

— Он в наш большой сад удрал, а дорога — в противоположной стороне, — добавила Финарета. — Бедный. Бабушка, зачем он приходил?

— Не знаю. Не успела толком расспросить, — проговорила Леэна, ловко и уверенно поправляя подушки и простыни Кесария. — Дитя мое, что у вас здесь произошло?

— Я вам сейчас расскажу, что произошло! — воскликнул, задыхаясь от праведного гнева, Каллист.

Вдвоем с Агапом они уже тащили к Леэне перепачканного землей, зеленью и гравием чтеца. Могучий Агап, собственно, вовсе не нуждался в помощи махаонида, но Каллист этого не замечал. Верна семенил рядом, то и дело всплескивая руками и приговаривая: «Да что же это? Да что же это? Ума лишился, видно?»

Юноша теперь и впрямь походил на безумца — хитон разорван, светлые прямые волосы всклокочены, грязь размазалась слезами на лице.

— А парнишка-то умом точно тронулся, — заметил Агап. — Ты, Верна, прав был. Беда-то какая.

— Отпусти его, Агап, — приказала Леэна. Севастиан упал у ее ног, Леэна подняла его, прижав его к своему белому покрывалу и вытирая им замызганное лицо несчастного.

— Как же теперь… — повторял он, — что же теперь…

— Конечно, мы тебе верим… — говорила Леэна. — Я тебя ведь с рождения знаю, Севастиан. Ты — хороший, добрый мальчик… Севастиан, ты слышал, Александр велел тебе успокоиться?

— Госпожа Леэна, послушайте же меня, наконец! Этот соглядатай… — Каллист стал, широко расставив ноги, словно на корабле в качку, посреди лужайки, — этот прихвостень Гераклеона…

Он сделал жест профессионального ритора-обвинителя в суде.

— Короче… Он знает, кто такой Кесарий! — выпалил Каллист.

Воцарилось странное молчание. Финарета открыла рот, но ничего не сказала. Вместо нее раздался строгий голос Леэны:

— Молодец. Молодец, Феоктист. Тут уж не прибавить, не убавить ни буквы.

Каллист схватился за голову, запустив пальцы в волосы, и, застонав, упал на дифрос. Тот слегка хрустнул и сломался. Вифинец кувырком полетел в клумбу, от которой, впрочем, уже мало что осталось.

— Вы не ушиблись, Каллист врач? — в тревоге вскрикнула Финарета, пока красный, как макониев цветок из венка Морфея, Каллист выбирался из фиалок. Выглядел он теперь ненамного опрятнее Севастиана.

— Пойдемте, пойдемте со мной, — быстро заговорила Финарета, уводя потомка Асклепия к пруду — умываться.

— Пойдем и мы, Севастиан, — сказала Леэна. — Умоешься, переоденешься, приведешь себя в порядок… Верна, вели Анфусе накрывать на стол здесь.

— Вы-то, молодой хозяин, как себя чувствуете? — сказал Верна Кесарию. — На вас лица нет…