Я, Юлия - Сантьяго Постегильо

как отдать приказ о планомерном отходе. Надо было посоветоваться с Плавтианом, Гетой, Цилоном, Летом, со всеми военачальниками, оценить их боевой дух. А главное – узнать о настроениях солдат и подсчитать потери, свои и вражеские. После этого он примет решение. Север не исключал ничего, даже соглашения с Альбином: ведь раньше они заодно выступали против Юлиана и Нигера. Что бы ни думала Юлия. Она вынудила его к этой войне. А ведь он знал, что британские легионы – совсем не то, что восточные.

– Боги! – воззвал Север.

Но римские боги спали.

Мириады звезд в чистейшем небе сверкали над равниной, заваленной трупами.

LXIX. Самая долгая ночь

В нескольких милях от Лугдуна Ночь на 20 февраля 197 г.

Юлия ждала в походном претории, расхаживая по палатке, словно заточенный в клетку леопард. Детей увели спать в другую палатку, охраняемую гвардейцами. Сперва она подумала, что Бассиан Антонин и Гета не должны спать до возвращения отца, но сражение затянулось до ночи, а поступавшие известия не успокаивали. Нельзя было предугадать развязку, нельзя было сказать, в каком настроении явится ее супруг. Поэтому она отослала сыновей прочь.

– Но, мама, как цезарь, как наследник своего отца, я обязан ждать императора здесь, – возразил Антонин, услышав, что мать велит уйти в другую палатку.

Гета хотел одного – делать то же самое, что его брат. И если Бассиан оставался, он не собирался уходить.

Юлия была неумолима:

– Когда ваш отец вернется, ему понадобится отдых. Что бы ни случилось к рассвету, вы должны быть начеку и готовы ко всему.

– Я ничего и не сказал, мама, – тут же отозвался Гета, не упускавший случая показать, насколько они разные – он и старший брат.

У Юлии не было никакого желания разбираться в этих тонкостях.

– Прочь отсюда, ради Элагабала!

Дети повиновались.

Сейчас, пребывая в напряженном ожидании, она жалела, что накричала на них. Но эти вечные склоки так выводили ее из себя… «Я этого не говорил», «Это он так думает», «Я ведь это заслужил», «Я заслужил другое»… Вскоре Гета станет цезарем, оба будут олицетворять будущее империи, им придется расстаться с детством, чтобы…

В палатку вошел Септимий Север.

Юлия мгновенно остановилась. Пурпурный палудаментум супруга был сверху донизу забрызган кровью. Неужели случилось самое страшное?

– Я цел. Я не вступал в бой лично, но посетил полевой валетудинарий. Там все в крови. У старика Галена и других врачей будет много работы, – проговорил он, пока Каллидий возился с застежкой запачканного плаща.

Голос императора звучал до крайности сурово.

– Ты цел, и это главное, – сказала Юлия, подойдя к нему. Ей хотелось обнять мужа, но Каллидий никак не мог расстегнуть плащ. – Оставь! Уйди! Я займусь сама.

Атриенсий понял, что хозяйка готова взорваться. Оставалось лишь подчиниться, и он тут же покинул палатку.

Юлия коснулась пальцами золотой фибулы, удерживавшей палудаментум на туловище ее супруга. Они стояли так близко друг к другу, что можно было говорить на ухо.

– Ты цел, ты цел… – повторяла она своим нежным, опьяняющим голосом.

Закрыв глаза, он втянул в себя запах жены и на краткий миг ощутил прилив счастья. Затем вернулись сомнения, подозрения и недовольство, лицо его снова омрачилось.

– Это и вправду для тебя главное? – спросил император.

Юлии наконец удалось справиться с застежкой. Она хотела расцеловать супруга, но этот вопрос, жесткость в голосе и горечь, написанная на лице мужа, заставили ее отступить на шаг, потом еще на шаг. Складывая пурпурный плащ, она проговорила:

– Не понимаю, что ты хочешь сказать и откуда этот упрек в твоем голосе.

– Ты понимала, что, узнав о провозглашении Антонина цезарем, Альбин пойдет на меня с оружием, – гневно бросил он. – И все же настаивала. Я уступил тебе и твоему… – Он прервался, но все же закончил: – И твоему безумию. И теперь мы ведем это проклятое сражение, из которого можем не выйти живыми. Ты этого хотела?

Пусть и не прямо, он назвал ее безумной, но Юлия решила оставить это без внимания и сменить предмет разговора. Кроме того, ей нужно было больше сведений, чтобы понять, насколько велики трудности. Грозит ли им полный разгром? Или Север отдался во власть сомнений, как делал всегда, если хоть что-нибудь не шло на лад?

– Битва приняла дурной оборот, – сказала она спокойно и невозмутимо, продолжая складывать плащ так бережно, словно держала в руках саму империю.

Пальцы Юлии покрылись кровью, но она, казалось, вовсе не беспокоилась на этот счет. То была кровь легионеров, преданно сражавшихся за ее супруга. Можно ли питать отвращение к этой липкой на ощупь жидкости?

– Да, она приняла дурной оборот. Я же говорил: британским легионам присуща величайшая стойкость. Они годами сражались с меатами, отадинами, неизвестно какими еще племенами, а также со сборищами пиктов, что обитают на этом нечестивом острове. И это не все. Двадцать лет назад Марк Аврелий отправил в провинцию тысячи сарматских всадников, чтобы покончить с мятежами, и Альбин привел их всех. А кроме них, есть Седьмой легион «Близнецы» во главе с этим предателем Руфом. Все дерутся с остервенением. Они знают, что поражение означает для них смерть или суровую кару от моей руки. Поле усеяно тысячами тел. Мы потеряли несчетное число легионеров. Превосходных легионеров из Паннонии, Мезии и других верных мне провинций…

Все это не было новостью для Юлии. Она хотела узнать кое-что еще…

– Но и противник, верно, потерял немало людей, – прервала она мужа, не выпуская пурпурную мантию из своих изящных ладоней.

– Да, – согласился Север, – но мои легионеры истощены многочасовым сражением, и начальники ни в чем не уверены.

– Плавтиан, Лет, кто-нибудь еще?

– Ни Плавтиан, ни Лет, ни другие не говорят ничего, но я читаю это в их глазах. Не помню боя, который продолжался бы больше одного дня. Последним, насколько я знаю, было сражение при Филиппах, когда Марк Антоний и Октавиан победили Брута и Кассия, убийц Юлия Цезаря, – тому уже более двух веков.

– Мир тогда изменился: Август заполучил империю, и… – Она замолкла, поняв, что должна сказать другое, не то, что хотела. – Эта битва, как и та, наверняка изменит мир.

Север покачал головой, его губы изогнулись в странной улыбке.

– Ты невероятно упряма, даже когда видно, что мы достигли пределов возможного и невозможного. Хочу сообщить тебе, что, подсчитав наши потери убитыми и ранеными, я намерен заключить новое соглашение с Альбином.

Юлия ничего не ответила и медленно опустилась на одно из стоявших в претории лож. Вошел Плавтиан. Императрица заметила, что на его