Я, Юлия - Сантьяго Постегильо

одеянии вовсе нет пятен. Ни единой капли крови. Как префект претория ухитрился остаться чистым? Видимо, он держался вдали от передних рядов и от раненых, которых не навестил ни разу, в отличие от Септимия.

– Альбин отправил наместника Новия Руфа с посланием и ожидает от нас ответа, – объявил Плавтиан.

От Юлии не ускользнуло то обстоятельство, что в частной беседе с императором Плавтиан, как обычно, не прибавлял титула «сиятельный». Но это было не так уж важно. Хуже, что Септимий начал действовать, не посоветовавшись с ней.

– Альбин предлагает разделить империю, сиятельный, – закончил свою речь префект претория.

Юлия по-прежнему молчала, но почти невольно прижала к животу пурпурный плащ, который до того бережно сложила.

– Соимператоры? – осведомился Север.

Это казалось невероятным, но Руф был одним из ближайших сподвижников Альбина, и, значит, тот не шутил.

– Соимператоры, – подтвердил начальник преторианцев.

Ничего не говоря, Север повернул голову – медленно, очень медленно – и устремил взгляд на супругу. Та сидела совершенно неподвижно, комкая мужнин палудаментум. В словах не было надобности: ее глаза сказали все.

– Оставь нас одних. Я должен поговорить с супругой.

Плавтиан привык время от времени оспаривать сказанное императором, слегка изменять его распоряжения, выдвигать свои доводы, если считал, что тот поступает неправильно. Ему совсем не хотелось, чтобы император принял решение после разговора с Юлией, вездесущей Юлией, женой, которую он взял в Сирии и которая, похоже, вершила все государственные дела. Но по холодному, резкому, острому как клинок голосу императора было ясно: Плавтиан, его друг детства, назначенный префектом гвардии, тем не менее обязан удалиться. Поклонившись, Плавтиан вышел из палатки. Было еще рано уничтожать то, что привязывало императора к этой женщине. Цепь, сковывавшая их, еще не вполне проржавела. Всему свое время. Закрыв за собой полог, Плавтиан отправился восвояси.

Север повернулся к супруге.

– Нет, – сказала Юлия, прижимая к телу пурпурный палудаментум.

Император знал: разговор будет нелегким. Да, он мог распорядиться о чем угодно и пренебречь мнением Юлии. Но по какой-то неведомой причине, которую он не мог для себя определить, он всегда принимал в расчет ее чутье. Даже несмотря на то, что сам поставил ей в вину смертельное столкновение с Альбином, которое только что назвал безумием.

– Мы можем умереть. Ты, я, дети – все мы, – сказал он. – Даже борьба за империю не стоит таких жертв.

Юлия гладила обеими ладонями мягкую шелковую ткань императорского плаща, сложенного на ее лоне.

– Мы сражаемся не за империю, – сказала она.

– Мы сражаемся не за империю?! – воскликнул Север, схватившись руками за голову. Он повторял эти слова вновь и вновь, меря шагами преторий и бросая на жену короткие, быстрые взгляды. – Мы сражаемся не за империю?! Мы сражаемся не за империю?! – Остановившись возле Юлии, он склонил голову и пристально посмотрел на супругу. – Раз так, скажи мне, сиятельная Юлия Домна, мать лагерей, за что же мы сражаемся в этой адской войне, начавшейся из-за того, что мы оскорбили Альбина, по твоему наущению назначив нашего сына Антонина цезарем? Если мы сражаемся не за империю, выходит, я что-то упустил. Растолкуй мне, прошу тебя.

Юлия сделала долгий вдох. По-прежнему сидя на ложе, она выпрямилась и начала говорить, словно греческий педагог на уроке, – медленно, отчетливо произнося каждое слово, но без тени презрения или чувства собственного превосходства. Наподобие учителя, старающегося все объяснить и уверенного, что ученик его поймет, а затем применит полученные знания так, как сам он не сумеет. Юлия не могла совершить всего необходимого, чтобы эта битва обернулась тем, чем она могла обернуться. Это было задачей ее мужа – но сначала следовало его убедить.

– Мы сражаемся за то, что больше империи.

Север помотал головой, разочарованный таким туманным ответом, и снова встал перед ней в полный рост:

– Можно ли узнать, за что именно мы сражаемся?

Юлия поняла: настало время открыть ему все. «Мы достигли пределов возможного и невозможного», – изрек он. Два войска, равные по силе и одинаково истощенные, тысячи погибших, неясный исход боя, военачальники, обуреваемые сомнениями, легионеры, ужасающиеся при мысли о продолжении битвы, северные провинции от Британии до Данубия, лишенные защиты – в одних солдат не было вовсе, в других осталась только горстка – и отданные на милость варваров. На кону стояло все, а ее супруг не знал, что́ решается в этой смертельной схватке. Не зная этого, он не мог найти в себе достаточно отваги и веры.

– Мы сражаемся не за империю, супруг мой, а за династию. И не потому, что наша семья связана с династией, которая началась с Нервы и Траяна, а затем продолжилась божественным Антонином и божественным Марком Аврелием, хоть мы и назвали старшего сына Антонином. Нет, одно это не стоит тех усилий, тех войн, тех противостояний, на которые мы себя обрекли. Моя цель… наша цель, – тут же поправилась она, – заключается в том, чтобы основать новую императорскую династию. Нашу династию. Род Нервы и Траяна угас с нечестивым Коммодом. Настало время создать собственную династию. Ты станешь ее основоположником, а Антонин и его брат, который в должное время также получит титул цезаря, – твоими преемниками. Новый род, новая кровь, семейство, которое вечно пребудет у власти: сперва сыновья, потом сыновья сыновей. Вот за что мы ведем борьбу сейчас, на этом поле боя. И если она продлится два дня, неделю, месяц – так тому и быть. Соимператоры? Только не вы с Альбином, который предаст тебя при первом удобном случае. Ты это прекрасно знаешь и именно поэтому слушаешь меня сейчас. Соимператорами будут наши дети.

Готово.

Она это сказала.

Юлия вздохнула, затем слегка расслабила спину и плечи. Теперь все зависело от ее супруга. Сама она не могла встать и отправиться на поле сражения. Она бы с радостью так и сделала, но легионеры за ней не пойдут. Солдаты могли последовать только за Септимием – Септимием, полностью убежденным в истинности ее слов.

Север сел на солиум у стола с картами и уставился в землю: одна рука на листе бумаги с очертаниями империи, другая уперта в колени.

– И давно ты все это обдумала?

– Когда мы впервые встретились в Эмесе, я, тогда еще девочка, сказала, что рождена быть царицей. А у цариц всегда есть дети, которые становятся царями. Вот с тех пор.

– С тех пор? Еще до нашей свадьбы?

– Со дня нашего знакомства. Ты был женат на другой, но я знала, что ты вернешься ко мне, – уверенно проговорила Юлия. – Женщина, даже если она еще ребенок, знает, когда мужчина вспыхивает