Восьмерки - Джоанна Миллер

и тогда они принялись сочинять гороскопы. Всякое ребячество: «Шляпные стойки — постарайтесь не быть такими жесткими. Грудь — будьте осторожны, чтобы не привлекать к себе нежелательного внимания». Марианна поймала себя на том, что впервые за долгое время смеется по-настоящему, так, как смеются люди, когда чувствуют себя свободными.

Наконец Мод входит и в ее комнату, и, чтобы не смущать ни себя, ни служительницу, Марианна притворяется спящей. Она вспоминает о своих конспектах, книгах и авторучке, которые оставила вчера на столе после первого занятия с мисс Финч, переваривая глубокомысленные теории преподавательницы о Гренделе и его матери. Вернувшись в свою комнату, она сняла медальон, чтобы умыться перед ужином, и аккуратно уложила цепочку спиралью. Мод наверняка уже увидела его и, возможно, удивилась его дороговизне. Вероятно, даже взяла в руки, не удержавшись от искушения рассмотреть поближе. Может быть, сейчас она опорожняет бельевую корзину, стоящую у стола, украдкой смахивает медальон локтем и смотрит, как он зарывается в ворох грязного белья.

Марианна быстро поднимается и нашаривает на холодном полу тапочки. Мод стоит на коленях у камина, укладывая хворост шалашиком. Она фыркает и вытирает пальцы о юбку, оставляя на ней следы, напоминающие хвосты комет. Медальон лежит на столе — так, как Марианна его оставила, — и его драгоценное содержимое надежно спрятано внутри.

* * *

Колледж Сент-Хью,

14 октября 1920 года

Дорогая Хильда!

Твои письма — большое утешение, спасибо тебе. Здесь меня окружает столько новых и ярких лиц, что голос, памятный еще по школе, очень радует. Мне очень хотелось бы узнать побольше о жизни студенток в Гиртоне и о том, нравится ли тебе Кембридж.

В Оксфорде сегодня впервые вручили дипломы женщинам! Сразу после завтрака весь колледж en masse[22] отправился в Шелдонский театр. Нас сопровождала мисс Кокс, матрона на пенсии, разделяющая наше увлечение детективами. По дороге в город она порекомендовала нам нового автора — Агату Кристи, чей первый роман, «Таинственное происшествие в Стайлз», был опубликован в «Таймс». Знаком ли он тебе? Очевидно, миссис Кристи поставила перед собой задачу написать роман, в котором невозможно вычислить преступника, и ей это превосходнейшим образом удалось. Цитирую мисс Кокс: «Вся история безумно запутанная, и раскрывает ее один коротышка из Бельгии». Затем мисс Кокс рассказала, что однажды она сопровождала девушек из Оксфорда до самого Дублина, где те получали ученые степени в Тринити-колледже! Их прозвали «леди с парохода», потому что рано утром они отправились в Дублин, после обеда взяли в прокате мантии, на следующее утро пришли на церемонию, а вечером уже отплыли домой. Разумеется, мы подняли ужасный шум вокруг мисс Кокс после этого известия. Отто назвала ее героиней, и она даже раскраснелась от удовольствия. Тогда я совершила ошибку — высказала вслух недоумение: зачем столько женщин учились в Оксфорде, зная, что диплома все равно не получат? Беатрис тут же затараторила, что Оксфорд — центр образования в Империи, и «если мы хотим равенства в представительстве, то должны показать, что способны конкурировать на самом высоком уровне». К счастью, Отто, как обычно, спасла положение, переведя разговор на Патрицию Клаф (не в меру говорливую лингвистку с первого курса) и на то, как она ей, Отто, несимпатична.

Когда мы пришли на Брод-стрит, она уже была битком набита женщинами от восемнадцати до восьмидесяти лет. Видела бы ты это, Хильда! Так забавно было в кои-то веки видеть мужчин в меньшинстве и смотреть, как добровольные помощники из четырех колледжей и Ассоциации домашнего обучения сдерживают толпу. Мои мысли перескочили на маму: как жаль, что она никогда не поймет, какое значение имеют подобные вещи. Как бы она ни сводила меня с ума своей ограниченностью, я все-таки чувствую потребность в ее одобрении.

Когда мы присоединились к толпе, собравшейся на вымощенной камнем площадке, в зале уже царила атмосфера карнавала. Хор женских голосов был таким громким, что заглушал даже колокола колледжа, а добровольцы раздавали красные гвоздики. Они пахли мокрыми монетами, но мы все-таки прикололи их к лацканам. Отто потянула нас к Шелдонскому театру, шипя, что мы должны спасти ее от Патриции и «ее мохнатой губы». Пока мы стояли, созерцая тринадцать огромных каменных голов, венчающих столбы ограды, мисс Кокс объяснила, что каждый из этих известняковых «императоров» когда-то обладал своими неповторимыми чертами лица и бородой, а теперь же дожди и ветра превратили их в упырей с приплюснутыми носами и провалившимися глазницами. Я же могла думать только об одном: об ожогах, оставленных горчичным газом[23]. О людях, у которых кожа блестит и натягивается так, что даже моргнуть нельзя.

«Все мы такими будем через пятьдесят лет, — сказала Отто, ткнув меня локтем. — Но у Патриции будут самые красивые усы».

Я не удержалась от смеха. Отто все-таки бесподобна.

Мужчины вышли первыми, и позже мы узнали: они получили свои дипломы раньше женщин, — и это нас несколько разочаровало. Когда наконец и женщины вышли поприветствовать публику, мы увидели маму Беатрис и нашу директрису, мисс Журден. Выпускницы с серьезным видом позировали для фото и выглядели достойно даже в этих квадратных шапочках. Странно думать, что теперь, спустя столько лет борьбы за дипломы, женщинам достаточно просто прийти и заплатить семь фунтов и десять шиллингов за эту привилегию!

Как выразилась мисс Журден, это был «женский день, день, который женщины будут помнить». Сегодня днем у нас будут прием и чаепитие, куда я и отправляюсь через минуту.

Пробы в хоккейную команду прошли хорошо. Игры начнутся на следующей неделе. Меня огорчает, что из-за нехватки практики я отстала в математике и буду вынуждена пересдавать тест в следующем триместре. А у меня и без того много работы: латынь, логика, богословие, англосаксонский язык — все это довольно пугающе.

Однако постоянная занятость помогает держать в узде мрачные мысли.

Напиши, как поживают твои братья. Дэвид уже встал с инвалидного кресла? Я часто думаю о них обоих.

С любовью, Дора

* * *

Позже в тот же день женщины из Сент-Хью собираются на скромный прием в колледже. В обеденном зале пахнет как в чайнике, окна запотели. Мод, явно чувствующая себя неловко в накрахмаленном фартуке и головной повязке, подает бутерброды с рыбной пастой и пирожки с джемом. Звенят чашки, гул разговоров то нарастает, то затихает, словно прибой на галечном пляже.

Теперь, когда всем стало известно, кто ее мать, остальные студентки окружили Беатрис лестным вниманием; на первом собрании клуба «Война и мир» (членский взнос — два шиллинга и шесть пенсов)