Восьмерки - Джоанна Миллер

— Понимаю, — говорит Беатрис. Ей хочется, чтобы все видели: эта девочка — нет, женщина — готова действовать.

Громадная толпа собралась там, где широкая улица сужается и раздваивается, огибая готического вида монумент. Похожий на торчащий из земли церковный шпиль, он возвышается на шестиугольном постаменте из восьми ступеней, который удобно использовать как возвышение для ораторов. Лондонская группа располагается напротив, у ограды отеля «Рэндольф». Беатрис достает путеводитель, который дал ей отец, и читает, что это Мемориал мученикам, посвященный протестантам Кранмеру, Ридли и Латимеру — их сожгли на костре неподалеку от этого места.

— Это наглядный пример того, как страх и предрассудки способны разделить то, что должно быть единым, — говорит мисс Дэвисон[25], аккуратно прикалывая к лацкану Беатрис розетку из лент — символ Женского социально-политического союза. — К тому же тут рядом стоянка кебов.

Мисс Дэвисон, подруга матери Беатрис по колледжу Сент-Хью, приехала вместе с ними. Высокая, с вьющимися волосами, заколотыми кое-как удерживающими их шпильками, с кустистыми бровями и грустными глазами. Она всегда мила, но у нее такие тонкие губы, что их почти не разглядеть, и Беатрис никогда не видела ее улыбающейся. Каждый раз, когда мисс Дэвисон разговаривает с ней, кажется, будто она в это время думает о чем-то своем.

— Я говорила твоей маме: любому делу необходим мученик, — рассказывает мисс Дэвисон сквозь шум толпы. — Кто-то, кого и через триста лет будут помнить. Это единственный способ добиться серьезного отношения к себе.

— Не забивай ей голову, Эмили, ей же всего тринадцать. — Мать поворачивается к Беатрис: — Мисс Дэвисон решила попробовать себя в роли мученицы, спрыгнув с тюремной ограды, но застряла ногой в решетке и отделалась огромной шишкой на голове. Очень глупо. — Она гладит мисс Дэвисон по щеке тыльной стороной ладони. — Мы должны быть бойцами, да. Но самоубийцами? Ни в коем случае.

Беатрис знает: мисс Дэвисон только что отбыла шестимесячный срок в тюрьме Холлоуэй за поджог почтового ящика, а в день переписи она спряталась в чулане в парламенте. Мисс Дэвисон работала учительницей, чтобы скопить денег на триместр в Сент-Хью, где и получила первую степень по английской литературе, хотя никакого диплома ей, конечно, не полагалось. Странно, что в других английских университетах женщинам дают дипломы и ученые степени. Наверное, Оксфордский университет считает, что может поступать как ему заблагорассудится, потому что он старше Англиканской церкви. Однако сегодня речь пойдет не о дипломах. Они собрались здесь потому, что все женщины должны иметь право голосовать по вопросам, касающимся их самих и их семей. Мама говорит, что их обязанность — встать на защиту женщин, которые не могут сами постоять за себя. Бездействие — это трусость.

— Мисс Журден здесь, в мантии, и мисс Роджерс тоже.

— Замечательно, — отзывается мама, как всегда воодушевленная собравшейся вокруг толпой. Она пожимает тонкую белую руку мисс Дэвисон, а затем бросает взгляд на Беатрис. — Жди здесь и позаботься о мисс Дэвисон, ей нужно отдохнуть. Я вернусь через минуту, — говорит она и, протиснувшись боком между двумя зрителями, исчезает.

Беатрис думает: может, будь она более интересной личностью, мама не исчезала бы так часто? Может, тогда она обращалась бы с Беатрис так же, как с мисс Дэвисон: спрашивала бы, как она себя чувствует, о чем думает, пожимала бы ей руку?

На улицах и тротуарах уже теснятся сотни людей. По словам мисс Дэвисон, не меньше тысячи. Толпа запевает «Марш женщин», и, как ни расстроена Беатрис тем, что она недостаточно хороша для своей матери, она тоже ощущает душевный подъем. Женщины-активистки, суфражистки, одеты в белые блузки и юбки, в летние шляпки, украшенные так, словно дамы собрались на пикник в саду. У некоторых в руках целые охапки цветов; аромат китайских лилий, пионов и жасмина витает в воздухе. К блузкам приколоты ленточки, розетки, медали, над головами развеваются фиолетово-бело-зеленые флаги. На других — студенческие мантии или красно-зеленая одежда не воинствующих суфражисток. Мать и дочь, накинув на шеи объемные хлопковые сумки, достают из них и раздают листовки, призывающие зрителей не обращать внимания на тех, кто нарушает порядок на митинге, хотя подобное кажется Беатрис почти невероятным — настолько дружелюбная атмосфера царит вокруг. Усатые бобби[26] в касках и ботинках на толстой подошве прогуливаются по периметру, сверкая пуговицами. Раскрасневшиеся от полуденного солнца, они приветливо кивают.

Стоящие парами мужчины с кожаными ремнями на бедрах поднимают огромные знамена с золотыми кистями. Беатрис хорошо знакомы начертанные на них аббревиатуры: дома их подают на завтрак, на обед и на ужин. Ее любимое — знамя оксфордского отделения ЖСПС с вышитым портретом Эммелин Панкхёрст. Ее лицо смотрит с высоты в три фута, а под ним видны слова: «Спасительница женщин». Держат люди и плакаты попроще — грубо нарисованные красками на квадратах выбеленного дерева. «Право голоса для женщин», «Не слова, а дела» — все как обычно. Один такой плакат, брошенный кем-то, прислонен к ограде неподалеку. Перевернутая вверх ногами надпись гласит: «Фортуна благоволит храбрым». Беатрис подмывает поднять плакат, но она не рискует — мама часто жалуется, что эти доски оставляют занозы.

В море женских голов мелькают канотье, котелки и кепи. Беатрис с грустью думает об отце, которому было велено сегодня не появляться. Он предлагал снять номер в отеле «Рэндольф», чтобы дочка могла наблюдать за происходящим из окна, но матери эта идея не понравилась.

* * *

К полудню цветы начинают буреть и увядать, и общий пыл слегка угасает под июньским солнцем. Мисс Дэвисон отправляется в отель на поиски воды и уборной. Беатрис присаживается на край тротуара, но ее беспрестанно задевают то сумки, то юбки, а один раз даже, кажется, замахнувшийся кулак. От земли поднимается удушливый жар, пахнущий нагретой кожей, навозом, бензином. Беатрис возвращается в безопасное место, к ограде отеля, и прислоняется к ней спиной. У нее болят ноги, и маму она не видела уже несколько часов. Впервые она жалеет о том, что пришла сюда.

Беатрис с изумлением видит, что студенты из колледжа Баллиол пытаются мешать выступающим. Из окна по другую сторону улицы несется оглушительная граммофонная музыка, а молодые люди бросают в толпу кусочки рафинада. Кто-то выдувает нестройные ноты из трубы, выглядывающей из-за штор, а несколько человек забрались на ступеньки мемориала и пытаются «выкурить» оттуда ораторов, дымя трубками. Мисс Дэвисон все не возвращается, но вскоре Беатрис замечает ее в толпе — они с мамой стоят рука об руку. Женщины смыкают ряды. Беатрис надеется, что скоро можно будет