Восьмерки - Джоанна Миллер

— совсем другое дело. Это не просто вид гребли, это одна из уникальных примет Оксфорда. Сотни лет студенты здесь гоняют на лодках, отталкиваясь палками, и улыбаются хорошеньким девушкам.

Словно в доказательство этого очередная лодка едва не опрокидывается, когда гребцы вскакивают на ноги и комично кланяются Отто и Доре. «Каково это — иметь лицо, которое привлекает других?» — думает Марианна. Наверняка красивым людям жизнь дарит множество дополнительных возможностей.

Наблюдение за спортсменами прерывается нестройными криками за спиной. Обернувшись, Марианна видит мисс Страуд, замершую в нескольких футах от раненых офицеров. Один из них поднялся на нетвердых ногах со своего кресла и теперь стонет и кричит, держась за голову. Мисс Страуд стоит бледная, с приоткрытым ртом. Медсестра выставляет вперед ладонь, делая ей знак не двигаться. Мужчина срывает с себя галстук — дергает его в разные стороны, пока тот не остается в руке. Затем скидывает мундир. Пуговицы рубашки разлетаются в разные стороны, когда он распахивает ее, будто крылья. Девушки смотрят на это в безмолвном ужасе. Кто-то из пациентов смеется и отпускает язвительные шуточки. Сестры умоляют раненого остановиться, но их голоса рассыпаются эхом, не долетая до берега реки. Они пытаются взять его под руку, но он, очевидно, столь же силен, сколь и несговорчив. Брызгая слюной, он выкрикивает в небо невнятные проклятия. Стягивает брюки, с размаху перебрасывает их через голову, а затем выскакивает из нижнего белья. Ботинки с тяжелым стуком падают на траву. Тело у него худое, но безупречно сложенное, безволосое, если не считать темного пушка вокруг гениталий. Крики сменяются пением, но слов песни не разобрать — какая-то бессвязная тарабарщина. Оставшись в офицерской фуражке и носках, раненый почесывает живот и опускает взгляд на свой бледный член. Тот вначале висит вяло, но затем напрягается. Мужчина мочится по идеально ровной дуге, моча льется толчками — темная, теплая, как чай из чайника. Вокруг уже собралась толпа зрителей. Некоторые медсестры стоят в слезах, кто-то из больных, сидящих в креслах, аплодирует. Ровная янтарная струя ударяет в землю у самых ног мисс Страуд.

На мгновение Марианна забывает, где она. Ей вспоминается король Лир, срывающий с себя одежду среди бушующей бури: «Прочь, прочь, все чужое!» Затем в памяти всплывает ночь прекращения огня: гнутая монетка луны отражается в воде, руки упираются в грубую ткань, пуговицы вдавливаются в щеку…

— Травма головы, — говорит Отто, отворачиваясь, но Марианна слышит, что голос у нее вот-вот сорвется, и видит ее стеклянно-влажные глаза.

— Боже мой, да будет ли этому когда-нибудь конец? — восклицает Дора. Она засовывает костяшки пальцев в рот, и плечи у нее начинают вздрагивать.

— Не смотрите туда, милая. — Отто похлопывает Дору по руке.

— Может, пойти помочь? — предлагает Беатрис, поднимаясь на ноги.

Марианна встает следом, но помочь тут нечем.

Они видят, что на подмогу медсестрам приходят двое молодых студентов. Они хватают раненого и держат. Тот вырывается, машет руками и попадает одному из них по лицу, разбивая ему нос в кровь. Студенты кричат своим приятелям, те подбегают, и наконец раненый без сил падает обратно в инвалидное кресло. На него натягивают мундир, а нижнюю часть тела укрывают одеялом. Порядок восстановлен, и после этой санитарной процедуры день возвращается в состояние равновесия. Калеки с помощью сестер, катящих кресла, покидают парк. Ничего не заметившие гребцы все так же гоняют лодки вдоль берега. Вороны все так же кружат в вышине.

С минуту все молчат.

— Журден это не понравится, — замечает наконец Отто. — «Я вами очень недовольна, леди. Я не давала никому разрешения смотреть на пенисы!»

— Я вот посмотрела и теперь склоняюсь к тому, что мраморные мне как-то больше по душе, — отзывается Беатрис.

Отто, развеселившись, хлопает в ладоши.

— Умора с вами, Спаркс! Правда? До сих пор ни разу не видели? — Она поворачивается к остальным: — А вы?

Дора сморкается.

— Конечно. У меня ведь есть младшие братья.

— Мне тоже не впервой, — говорит Марианна. — Только, пожалуйста, не расспрашивайте.

Все три девушки удивленно переглядываются, и на душе у Марианны неожиданно становится легче.

— Неужели я одна такая? — спрашивает Беатрис.

— В кои-то веки Беатрис знает о чем-то меньше, чем остальные. Бывают в жизни огорчения, Спаркс, — усмехается Отто.

— Бедная мисс Страуд! Я должна подойти к ней, — говорит Марианна, но тут же на нее нападает смех.

Это какой-то совершенно неудержимый рефлекс — словно в организм проникла частичка того безумия, которому она только что была свидетельницей. Подруги смотрят на нее как на сумасшедшую, а потом тоже начинают смеяться. И вот уже все они заходятся в безудержном, истерическом, захлебывающемся, мучительном, щекочущем горло смехе.

* * *

К тому времени, как мисс Страуд подходит к расстеленному для пикника пледу, девушки уже сыты. Смущенные тем, что не подошли к ней, они суетливо, путано бормочут извинения. Дора смотрит, как их сопровождающая неловко усаживается на землю в своем корсете и старомодных юбках, и ей становится стыдно: они не догадались захватить с собой что-нибудь, на что она могла бы сесть. Платье мисс Страуд спереди все заляпано темными влажными пятнами мочи. От нее исходит слабый запах аммиака.

— Дать вам воды, мисс Страуд? — спрашивает Дора.

Руки у мисс Страуд дрожат. Серебряная булавка с головкой в виде цветка барвинка, приколотая к ее плечу, выскальзывает и падает на плед, похожая на какого-то экзотического муравья.

— Простите, если мы… — начинает Беатрис.

— Когда-то и я была молода. Считала, что только мой взгляд на мир имеет значение. Что я особенная, — фыркает мисс Страуд.

Дора косится на Отто — та закатывает глаза.

— Вы, возможно, смотрите на меня с жалостью, но и я смотрю с жалостью на вас. Поколение, придавленное виной, раненое поколение… — Мисс Страуд достает из сумочки носовой платок и сморкается. — Грустно, очень грустно.

— Жаль, что так получилось с вашим платьем, — вставляет Дора.

— Мы не над вами смеялись, мисс Страуд, уверяю вас, — поспешно добавляет Беатрис.

— Хотите чего-нибудь поесть? — спрашивает Марианна.

Меж тонких бровей мисс Страуд блестят бисеринки пота.

— Я ничего не хочу.

— Кажется, пора домой. — Марианна глядит на Дору, та пожимает плечами.

Отто пинает плед.

— Ну вот еще, — говорит она. — Мы же всего час назад пришли.

— Действительно, пора. Помогите мне подняться. — Мисс Страуд вытягивает руки, напоминая портновский манекен.

Дора с Марианной вдвоем ставят ее на ноги. Мисс Страуд вытирает глаза и лоб платком, нащупывает свою сумку и, шаркая ногами, идет прочь через парк.

— Она расстроилась. Пойдемте лучше за ней, — предлагает Дора, убирая еду.

То, что сказала мисс Страуд, — это же правда? Они все искалечены. Но она