Восьмерки - Джоанна Миллер

дверь обеими руками, влетает обратно. Изнутри раздаются крики ужаса. Девушки во главе с Дорой бросают велосипеды, бегут вдоль ограды, роняя шапочки, и, распахнув старинную, украшенную гвоздями дверь, влетают в Брасеноуз. Запыхавшиеся и растрепанные, они оглядываются по сторонам. Перед ними — выход в пустой внутренний двор с аккуратно подстриженным газоном. Все тихо. Из лестничного колодца шаркающей походкой выходит преподаватель с чашкой чая в руке. Он приветливо улыбается и идет дальше.

— Чем могу быть полезен, леди? — спрашивает привратник в шляпе-котелке, опуская на пол ящик с вином.

Второй привратник выходит из арки возле почтовых ящиков. Его рот едва различим среди глубоких складок на лице. Он окидывает девушек усталым взглядом и, не произнося ни слова, скрывается в помещении.

— Кто-то звал на помощь, — говорит Беатрис, показывая рукой в сторону двора.

Остальные кивают и вновь оглядываются. По задней стене вьется виноградная лоза, ее темно-красные листья подрагивают, подобно маленькой овсянке, и опадают на землю. На стене слева — синие солнечные часы, такие несуразно огромные, что и окна, и даже двери рядом с ними кажутся крошечными. Из-за угла — или, может быть, из окна, Марианне не удается определить — доносится заливистый смех. Дора тоже слышит его и жестом предлагает остальным пройти туда.

— Простите, мисс, не могу впустить вас без приглашения. У нас правила: никаких женщин без сопровождающих.

Привратник надвигает котелок еще ниже и вытягивает руки, выпроваживая девушек обратно на улицу. За его спиной раздаются шевеление и шепот, но он этого упорно не замечает.

— Уходите, леди.

Четыре девушки выходят на улицу, в надвигающиеся сумерки.

— Опять над нами подшутили, — говорит Беатрис.

Пока Дора подбирает их шапочки с мощеной дорожки, Марианна вспоминает свое унижение в день матрикуляции, когда она лежала в сточной канаве, а Дора держала ее шапочку, — просто анекдот какой-то.

— Подумать только, Эдуард седьмой тоже учился в Брасеноуз, — замечает Отто, потирая челюсть.

Дора рассказывала им разные истории о том, какие шутки шутили над ее братом в Джезусе. Наверное, размышляет Марианна, студенты всегда так себя ведут. Молодым людям нужно как-то выпускать пар. Но, вернувшись к велосипеду и заглянув в корзину, она обнаруживает, что ее сумочка исчезла. А там кошелек, расческа, авторучка и заметки для эссе, сделанные днем! Ужас, который она подавляла все последние недели, выходит из берегов и накрывает ее с головой.

— Вот прохвосты! — восклицает Отто. — Мой лучший портсигар! Тот, с собачкой.

— Они не могли далеко уйти, — говорит Дора, осматриваясь по сторонам.

На вымощенной булыжником площади царит полумрак, лишь уголок еще освещен последним лучом солнечного света.

— Они могут быть где угодно, — замечает Беатрис.

— Наверняка в колледже. У здания есть еще один вход, с Хай-стрит, — говорит Отто.

Пока остальные спорят, Марианна стоит, вцепившись руками в ограду. Кошелек, ручка, да еще сама сумка… Для ее спутниц такая потеря — пустяк, у них вещей в избытке, а ей, чтобы купить новые, придется пожертвовать большей ценностью — билетом на ближайший поезд домой.

Когда они поворачиваются, чтобы выйти на Хай-стрит, из-за угла им навстречу выбегает студент во фланелевом костюме клуба гребли. Как раз из тех, кто внушает Марианне панический страх: свежая стрижка, искусно повязанный шарф, навощенные усики. С улыбкой он останавливается в нескольких шагах от них. Беатрис шумно вздыхает, мягкие губы Доры слегка приоткрываются, а у Отто делается какой-то голодный вид.

— Прошу прощения за беспокойство, леди, но вы, случайно, не потеряли ваши сумочки?

С первого взгляда мужчина кажется Марианне очень молодым, по крайней мере моложе ее. Он, бесспорно, красив и, как она рискнула бы предположить, весьма состоятелен. Он объясняет, что кража сумок в Брасеноуз — старый трюк. Злоумышленники пролезают через окно в то время, как их незадачливые жертвы бегут к дверям. Это традиция колледжа, испытание, позволяющее прошедшим его вступить в престижный обеденный клуб.

— Позвольте мне принести вам извинения от лица Брасеноуз, — произносит юноша с поклоном. — Артур Мотсон-Браун. К вашим услугам.

Девушки по очереди представляются, пожимая ему руку.

— Откуда нам знать, что это не часть розыгрыша, мистер Мотсон-Браун? — спрашивает Отто, к которой начало возвращаться ее обычное жизнелюбие.

Марианна невольно восхищается ею. В ней есть то, что отец Марианны назвал бы «куражом».

— Бог мой, это был бы тонкий ход, но, боюсь, я не настолько хитер, — смеется молодой человек. — Подождите здесь, я посмотрю, что удастся найти.

Он бежит к зданию, стуча начищенными ботинками по камням.

Девушки неловко переминаются у входа. Марианна гулко постукивает каблуками по булыжникам — она вспомнила, что после всего этого им еще придется добираться домой по темноте.

На тротуаре под газовыми фонарями расплываются желтые лужицы, и становятся заметны следы пятничной суматохи — ночи Гая Фокса. На лужайке перед входом в Рэддер виднеется выжженное пятно — там, где толпа студентов сожгла кресло.

— Так значит, это правда, — говорит Дора, указывая на пятно.

Утром в «Оксфорд кроникл» появилось сообщение, что в пятницу вечером группа праздношатающихся молодых людей, решивших восстановить довоенные традиции, устроила на Хай-стрит беспорядки, в которых принимали участие и студентки. За завтраком только об этом и было разговоров. Марианна наверняка заподозрила бы в причастности Отто, если бы сама не видела ее вечером в постели.

Спустя, кажется, целую вечность, Мотсон-Браун возвращается с сумками, сложенными друг на друга, словно рождественские подарки. Он отдает их девушкам и объясняет, что нашел виновников в комнате отдыха. Дурачки-первокурсники, решившие показать свою удаль. Марианна осматривает свою сумочку и едва сдерживает слезы: ничего не пропало!

— Обошлось. — Отто бросает сумку в корзину велосипеда.

— Большое спасибо, что выручили нас, — говорит Дора.

Беатрис с Марианной бормочут что-то в знак согласия.

Мотсон-Браун улыбается:

— Я пригласил бы вас на чай, но, увы, правила есть правила.

Площадь уже погрузилась в темноту, однако теперь ее заполняют люди в мантиях, возвращающиеся в колледжи: Олл-Соулз, Хертфорд, Эксетер, Линкольн, Вадхэм и другие.

— Нам пора, — говорит Беатрис, но Мотсон-Браун ее словно не слышит.

Вместо этого он обращается к Отто:

— Как вам Оксфорд? Надеюсь, вы чувствуете себя здесь как дома?

— Что ж, здесь есть чему поучиться, — отвечает Отто, поднимая на него глаза.

— Ваше лицо мне, кажется, знакомо, — говорит он. — Мы уже встречались раньше?

— Вы, наверное, встречались с какой-нибудь из моих сестер. Нас четыре. — Она вяло протягивает руку и представляется еще раз: — Я Отто Уоллес-Керр.

— Так вы сестра Виты! — восклицает молодой человек. — Ой, она такая веселая! — Он поворачивается к остальным: — Сестры Уоллес-Керр разбивают сердца по всему Лондону.

Они с Отто обсуждают лондонские клубы и общих знакомых, перебрасываясь именами и названиями, будто играют в какую-то сложную игру, где каждый старается превзойти другого.

— Нам действительно