Сын весталки - Ольга Александровна Шульчева-Джарман

Христа,

Детей вождя.

+++

— Мы уже приехали, останови, Агап, — сказала Леэна. — Это церковь Христа Милостивого.

— Мы так быстро добрались до Никомедии? — удивился Кесарий.

— Нет, это не Никомедия, мы проехали ровно полпути до нее, — отвечала Леэна.

Они зашли в небольшую базилику — впереди Леэна, позади — Кесарий, поддерживаемый Агапом и опирающийся на костыль, и остановились в пустом и гулком притворе.

— Агап, ступай к лошадям, распряги их, — велела Леэна. — Мы надолго сюда.

Агап поставил на пол корзину с хлебами, поверх которых лежал чистый белый хитон, сложенный вчетверо, — крещальный хитон Кесария.

— Присядь, сынок, — сказала пожилая спартанка, указывая на каменные сиденья у стены. — Я скоро приду.

Кесарий кивнул, сел и прислонился к стене, закрыв глаза. Рассветало.

…Леэна вышла из базилики и направилась к дому Гераклеона, темневшего среди деревьев. Света не было ни в одном из окон — все обитатели дома пресвитера еще спали. Леэна кивнула, словно соглашаясь со своими мыслями, и медленно направилась к одинокой часовне, дверь в которую не закрывалась ни днем, ни ночью.

Это и была часовня Пантолеона.

Его тело после казни долго лежало здесь, сначала под известняковой плитой, которую еле дотащили сюда Вассой и Провиан. Лаврентий ничего не мог делать — он лежал рядом на земле и плакал навзрыд. Он не уходил несколько недель, едва прикасался к кувшину с водой и лепешкам, что приносили ему, и тогда Вассой с Провианом сделали над могилой шалаш, и Лаврентий там жил всю осень, а зимой неожиданно встал с земли, пришел к Провиану, в изорванном хитоне, без плаща, с обмороженными пальцами на ногах, и сказал:

«Он умер, но живой».

И еще сказал:

«Надо построить часовню из камня».

Все говорили тогда, что Лаврентий сошел с ума. Но глаза его были светлы и умны, и взгляд его больше не был мутным и потерянным — каким он до этого встречал приносивших ему пищу в шалаш…

Леэна словно пробудилась от воспоминаний и вздрогнула — в часовне ярко горели свечи. Она не успела удивиться, как из темноты раздалось негромкое ржание.

— Пегас? — позвала она. — Иди сюда. Мне не за что тебя бранить. Ты не отвечаешь за сумасбродство своей молодой хозяйки.

Она потрепала его по гриве и увидела, что из часовни на тропу падал свет.

Леэна, перекрестившись, вошла в часовню.

Финарета и какая-то девица с непокрытой головой, в мужской тоге[274] вместе ставили свечи, заполняя все свободные места на надгробии пустого гроба Пантолеона.

…Здесь нет его тела. Коста давно уже перенес его в свой новый город. Они ведь были такими друзьями, Леонта и Коста, да. Если бы не Леонта, Коста не смог совершить свой дерзкий побег на Острова. Когда он стал императором, вызвал к себе письмом Пантолеона, а ему принесли камень от гроба в Никомедии, маленький белый известняк, и масличную ветвь. «Что это за христианский сумасшедший?» — шепнул Лициний[275], указывая на Лаврентия, а тот смотрел прямо на императора Константина своими синими глазами и улыбался — печально и светло. И тогда Коста сам пришел в Никомедию. Пришел, как Давид, в одном белом хитоне, босой, и долго стоял у гроба — а снаружи играли на флейтах и пели люди. Коста молчал. Он уже разучился плакать после казни Криспа…[276]

— Финарета, — негромко сказала Леэна. — Доброе утро, дитя мое.

Она испытующе глядела на воспитанницу, скрестив руки на груди.

— Я… я подумала, что мне неприлично будет оставаться с Каллистом наедине… — пролепетала Финарета.

— Ты уже второй раз успела остаться с ним наедине? Как же тебе это удалось? Он при мне уехал, — холодно заметила Леэна. — А здесь ты в чьем обществе? Болтаешь с девкой из лупанария?

— Ничего такого в этом нет! — воскликнула Финарета. — Неважно, что Лампадион из лупанария! Христос тоже с блудницами разговаривал! И Сократ!

— Они разговаривали, а ты не будешь! — твердо заявила Леэна, хватая внучку за руку с такой силой, что она отлетела от своей собеседницы.

— Пойди к Александру, он сидит в притворе, — велела спартанка.

Финарета выскочила наружу.

Лампадион хотела выйти вслед за рыжей девушкой, но Леэна ее остановила, кладя руку на ее плечо:

— Ты голодна?

— Нет, — бросила та, и добавила: — Вам не стоит разговаривать с девкой из лупанария.

— Это моей внучке не стоит, а я давно уже сама решаю, с кем мне разговаривать, а с кем — нет, — сурово ответила Леэна. — Так тебя зовут Лампадион? Ты неважно выглядишь. Голодаешь, как видно, а работать вам приходится много.

— Да, у Митродора, моего прежнего хозяина, было намного лучше, — неожиданно для себя сказала Лампадион. — Теперь моя болезнь будет развиваться быстро, и я скоро стану свободна… навсегда…

С этими словами она скинула со своего плеча руку Леэны и двинулась к выходу.

— Стой, — твердо сказала спартанка. — Ты из Никомедийского лупанария? Я буду посылать тебе еду каждый день. При начинающейся фтизе питание — это лучшее лекарство.

— Да, я живу там, — ответила Лампадион, и по ее крупным чертам лица Леэна догадалась, что она — фригийка. — Спасибо, добрая госпожа… Когда хозяин хочет… послушать мое пение… он приглашает меня. А на хлеб себе я зарабатываю в лупанарии.

— Небогато ты живешь, — заметила Леэна. — Вот что, возьми деньги — на первое время, — она вложила в его руку монеты.

— Я не возьму их, о добрая женщина, — вздохнула Лампадион. — Их отберут у меня.

— Тогда я велю своему рабу Агапу дать тебе сейчас лепешек, а потом еще пришлю еды.

Лампадион перебирала своими тонкими пальцами край своей грубой мужской тоги и уже не спорила.

Леэна поцеловала ее в лоб и погладила по пепельным, словно раньше времени поседевшим, волосам, и вышла из часовни.

— Я тебе рыбки принес, Лампадион, — раздался голос Фотина.

— Ты? — вздрогнула, а потом расхохоталась сероглазая девушка. — И ты туда же? Ты же скопец.

— Ну, для рыбной ловли это неважно, — не смущаясь, ответил молодой фригиец. — Я просто так тебе рыбы принес. Пожарил. После службы отдам. Ты не думай чего.

— Я и не думаю, — фыркнула она.

+++

В базилике Леэна увидела сидящих рядом Кесария и Финарету. Они о чем-то разговаривали, но умолкли, когда увидели спартанку.

— Пресвитер Гераклеон еще не появился? — спросила она.

— Нет, матушка, — покачал головой Кесарий. — А солнце уже взошло, — добавил он.

— Финарета, пойдем искать Гераклеона, — произнесла Леэна. — Он назначил крещение сегодня, сказав «приходите ранним утром, до рассвета».

— И деньги взял вперед! — заметила