Верхом на ветре - Лючия Сен-Клер Робсон

сквозь кожаную стену. Слезы оставили на запыленных щеках соленые дорожки. Ее крепкое тело было напряжено, а один мускул на плече слегка подергивался. Широко открытые голубые глаза казались безумными.

Приближаясь к ней, словно к загнанному в угол опасному зверю, Имя Звезды принялась напевать тихим, спокойным голосом, а Разбирающая Дом и Знахарка стояли в стороне и смотрели. Имя Звезды протянула свою тонкую ручку и дотронулась до запястья Синтии. Легкое прикосновение сняло напряжение. Синтия уронила свою крючковатую дубинку и повалилась на кровать. Она уткнулась в подушку и зарыдала, все глубже зарываясь в одеяло, словно испуганная ящерица в песок.

Маленькая индианка подползла к ней и стащила одеяло. Стоя на коленях у кровати, она обняла Синтию и принялась нежно ее укачивать, разглаживая спутанные, грязные желтые волосы и вытирая ладошкой слезы. Лишь набедренная повязка прикрывала коричневое и глянцевое, точно седло, тело Имени Звезды.

— Ка-тайкай, ка-тайкай, Тохобт Набиту. Не плачь, голубоглазая. Токет. Все хорошо.

Это было первое проявление человеческого тепла, которое Синтия испытала со времени налета на форт. Она свернулась калачиком в тонких коричневых руках, вдыхая сладкий, отдающий дымом запах Имени Звезды. Она прижалась к ней, точно бельчонок к ветке дерева в сотне футов над землей.

— Ми-ne махтаойо, бедная малышка, — сказала Знахарка.

Не вставая с колен, Имя Звезды стала медленно и осторожно отползать от кровати, одной рукой увлекая за собой желтоволосую, все еще сжимавшую подушку. Они опустились на голый утоптанный земляной пол, усеянный примятыми хохолками упрямой травы. Синтия дала вытащить себя к небольшому костерку в центре жилища. Дым лениво поднимался над ним и выходил через отверстие, смутно видневшееся примерно в пятнадцати футах над землей.

Синтия огляделась. Обвыкнувшись с конической формой типи, она поняла, что по размеру оно не уступало хижине, в которой она жила в форте. В мощном луче утреннего солнечного света, прямым монолитным столбом врывавшегося через открытый вход, плясали пылинки. Вдоль округлой стены стояли три приподнятых над землей кровати, на которых были свалены меха и накидки из бизоньей кожи. Свет, проникавший сквозь полупрозрачные стены, теплым золотистым туманом окутывал груды мешков и пузатых сундучков из сыромятной кожи.

На одной кровати валялась недошитая рубашка из гладкой мягкой замши. Торчащее из шва костяное шило от частого использования стало гладким, словно слоновья кость. На куске шкуры возле костра лежали мешалка, сделанная из ребра животного, миска из черепашьего панциря и большой мясницкий нож. К колышку, приделанному к одному из шестов, поддерживавших типи, было прикреплено простое квадратное зеркало. В его деревянной раме были пробиты отверстия, видимо, для того, чтобы просунуть сквозь них перья. Оружие висело на колышках, как и одежда, часть которой была перекинута через веревку, натянутую между шестами. Все вокруг пропиталось запахом жареного мяса.

Прикрываясь подушкой, Синтия со страхом посмотрела в сторону входа. Через овальное отверстие она увидела обычную жизнь лагеря. Никто не смотрел в ее сторону, а перед тремя обитательницами типи стесняться не имело смысла. Разбирающая Дом была невысокой пухленькой женщиной с плоским круглым лицом и застенчивой улыбкой; Знахарка — старше, выше, более худая и с добрыми глазами. Имя Звезды сидела на полу, обхватив руками коленки, словно пыталась сдержать волнение, в которое ее приводили желтые волосы гостьи. Блеск в глазах превращал ее в чертика, готового вот-вот выскочить из табакерки.

Жилище выглядело так, словно по нему пронеслась буря и уцелевшие обитатели все еще жили среди разрухи. Но Синтии все это было знакомо. Если не считать округлых стен, сходившихся к отверстию для дыма, и выходящих через него шестов, служивших опорой, типи не слишком отличалось от той хижины, из которой ее увезли. Инструменты и одежда выглядели просто, но были сделаны искусными руками, а те, кто ими пользовался, видимо, о них заботились и очень ценили. Все вещи находились там, где их удобнее всего было достать в случае нужды, и их хозяин не отличался притязательностью.

Разбирающая Дом протянула Синтии заостренную палочку с куском почерневшего мяса. С него, оставляя на земле темные пятна, стекали капли жира. Девочка прокусила хрустящую обугленную корочку и впилась зубами в розовое сочное мясо. Стирая жир и золу пальцами и тут же вытирая руку о бедро, она ела мясо прямо с палочки. Присев на корточки, она запустила пальцы в комок кукурузной каши, серой массой лежавшей на блюде из коры. Основными приправами к еде оказались песок и мелкие щепки, но даже такая еда позволила заполнить болезненную пустоту в желудке. А если бы отыскался еще и туалет, Синтия была бы вполне довольна.

Разбирающая Дом отыскала среди углей раскаленный камень, подцепила его широким концом мешалки и бросила в наполненную водой посудину. Когда шипение прекратилось, она обмакнула кусок тряпицы в согретую воду и принялась оттирать слои грязи, жира, черной краски и засохшей крови со своей новообретенной дочери. Знахарка развязала небольшой, красиво расшитый бусинами мешочек с подкладкой из свежих листьев. Выудив оттуда какую-то ароматную мазь, она стала втирать ее в еще не зажившие порезы и царапины девочки.

Имя Звезды, незаметно выскользнувшая из типи, когда Синтия ела, неожиданно вернулась. Одной рукой она тащила за собой мать, в другой держала длинную полосу материи. Это была одна из ее набедренных повязок — подарок для желтоволосой. Ее мать Тухани Хуцу, Черная Птица, пробормотала приветствие и осталась стоять у входа. Она старалась не заслонять свет, пока остальные хлопотали вокруг нового ребенка. Черная Птица была плотнее и еще застенчивее своей младшей сестры, Разбирающей Дом, и, казалось, предпочитала изображать предмет интерьера.

Пока Имя Звезды и Разбирающая Дом показывали Синтии, как наматывать набедренную повязку, Знахарка порхала вокруг. Она напевала какую-то песенку тихим высоким голосом, словно исходившим откуда-то из ее носа. Она то подходила к Синтии, прикладывая к ее спине и груди длинную кожаную ленту, то отходила, завязывая на ленте узелки в разных местах. Девочка стояла, разведя руки в стороны, и смотрела, как вокруг ее бедер оборачивают тонкую полоску набедренной повязки.

Она никак не могла понять, чем занята старуха. Знахарка чем-то напомнила ей бабушку. Она была не такой толстой, как другие женщины, а лицо ее было узким, с резкими чертами. Ее глаза напоминали два темных омута, в которых отражался солнечный свет. Вокруг них разбегались морщинки — словно смех, переполняя глаза, стекал по щекам. Синтия робко протянула руку и дотронулась до ее руки, чтобы убедиться, что загорелая кожа Знахарки похожа на ее собственную. На ощупь она напоминала кожу ее бабушки — словно грубая хлопчатобумажная ткань вытерлась и