Верхом на ветре - Лючия Сен-Клер Робсон

Легкий ветер трепал ее волосы медового цвета и развевал редкий хвост лошади. Она была благодарна за момент спокойствия после пяти дней ужаса, даже если это было спокойствие перед бурей. Тем утром Жесточайший с тремя другими воинами уехал на северо-запад. За ним последовала другая группа, которая забрала Рэчел, Джейми и Джона. Теперь она осталась одна со Странником, Орлом, Большим Луком, одним из мальчишек-погонщиков по имени Хоуэа, Глубокая Вода, и рожденным в Мексике воином по имени Хи-су-саи-чес, которого все называли Испанец. Последним в группе был Бизонья Моча — вождь налетчиков.

Она скучала по Джону, хоть и была расстроена тем, как быстро он начал получать удовольствие от дикой индейской жизни. Казалось, предательство Орла, легко обменявшего мальчика на пару одеял, отрез ткани и чугунную сковородку, огорчило его куда больше, чем все те ужасы, свидетелем которых он стал.

В каком-то смысле расставание с другими пленниками сняло с плеч Синтии тяжкий груз. Ей было больно видеть, как ножки и ручки Джейми истончаются от недостатка еды. Она страдала, замечая, как Джон превращается в дикаря, мучилась оттого, что слышала каждую ночь стоны Рэчел и непристойные крики насилующих ее индейцев. Рэчел стала для Синтии живым упреком, заставляя чувствовать себя виноватой в том, что ей выпало меньше страданий. Ее присутствие постоянно напоминало девочке об увиденном зверстве и угрожающем ей ужасе.

Поводок натянулся. Пока другие воины обсуждали дальнейший путь, Странник на своем вороном коне развернулся к ней. Он вытащил из-за пояса небольшой мешочек и насыпал из него в левую ладонь немного черного порошка. Смешав его с водой из фляги, обмакнул пальцы в получившуюся пасту и начал наносить густую краску на открытые участки обгоревших плеч Синтии и на ее лицо. От первого прикосновения его рук она вздрогнула, ожидая удара. Но он пытался лишь защитить ее от солнца, и руки у него были нежными и твердыми.

Когда он начал втирать липкую черную краску в ее щеки, девочку поразило, как пристально он смотрел ей в глаза. Страх, появившийся из самых глубин существа, заставил ее пригнуть голову и отшатнуться. Нахмурившись, он притянул ее обратно, чтобы завершить свое дело. У всех в семье Синтии были яркие лазурные глаза — откуда ей было знать, как чарующе они действовали на индейца? Огромные поля голубых цветов, колыхавшиеся под ногами коней, подчеркивали цвет ее глаз под длинными желтыми ресницами, и казалось, что она сама — диковинный цветок, выросший в прерии.

Едкий запах паленых перьев висел над костром. Среди углей лежала почерневшая, похожая на огромный неровный кусок угля тушка индейки. Глубокая Вода, погонщик, палкой вытащил ее из огня и откинул в сторону, чтобы остыла. Свернувшись калачиком за сидящими у костра мужчинами, Синтия чувствовала на спине холодок ночного ветра и тепло огня на лице, груди и ногах. Высохшая черная краска на щеках и теле стягивала кожу. Девочка подцепляла ее пальцами и снимала целыми пластами. В животе у нее урчало от голода.

Глубокая Вода потянул кожу на шее птицы и стащил ее с тушки, словно перчатку, снимая обгоревшие перья и открывая сочное дымящееся белое мясо с древесно-пряным ароматом. Запах жареной индейки смешивался с дымом от горящего можжевельника, наполняя воздух дразнящим ароматом. Странник передал ей крылышко и пригоршню хрустящих корешков, по вкусу напоминавших каштаны. Она обтерла с них грязь и принялась медленно пережевывать, не зная, когда и что ей доведется есть в следующий раз. Индейку она оставила напоследок и съела с большим наслаждением.

Над головой наперегонки с облаками плыла ущербная луна. Высокие пеканы теснились вдоль берега тихой реки, раскинувшейся под ними черным бархатом. Темно-зеленая лента деревьев вдоль воды была похожа на оазис среди безбрежных низкорослых трав с редкими чахлыми дубами и кривыми мож-жевельниками. Равнина тянулась на многие мили во всех направлениях, пока не упиралась в невысокие плоские горы, еле видневшиеся вдали.

Их группа в тот день пересекла невидимую черту: девяносто восьмой меридиан остался позади, и теперь они были в Коман-черии — в своих владениях. Когда Жесточайший и Ужасный Снег, хозяин Рэчел, ушли, казалось, что с ними ушли напряжение и злоба. В тот вечер Странник засиделся допоздна: курил, беседовал и смеялся с другими мужчинами возле костра. Синтия заметила, как ловко он свернул сигарету: насыпал табак на лист тополя, плотно скрутил его и, облизнув, склеил края. Он зажег сигарету от горящей ветки и начал о чем-то добродушно спорить с Орлом, Большим Луком и Бизоньей Мочой.

Голова Синтии поникла и вскоре упала на грудь. Проснулась она только для того, чтобы убрать из-под себя гнилые прошлогодние орехи. Она лежала на боку, для тепла зажав руки между коленями, и едва осмеливалась дышать, опасаясь напомнить Страннику, что ее удерживает только петля на шее.

Когда через несколько часов она проснулась, луна почти зашла, а костер уже догорал. Ее ноги были укрыты уголком принадлежавшего Страннику одеяла из бизоньей шкуры, которое он расстелил, ложась спать. Она осторожно забралась чуть поглубже, двигаясь очень медленно, чтобы не разбудить его. Странник ничего не делал просто так. Он намеренно положил одеяло именно таким образом и знал, что Синтия не связана, но она понятия не имела, до каких пределов простирается эта его поразительная доброта и какую цену придется за нее заплатить. В этой новой игре правила были не только неписаными, но и невысказанными, и их изучение могло принести много боли, а то и закончиться смертью.

Она лежала, вслушиваясь в звуки ночных сверчков и упрямые трели пересмешника, певшего свою серенаду спящему миру. Не то от визгливого воя одинокого койота, не то от едва заметного проявления человечности Странника в ее глазах выступили слезы. Вскоре ручеек превратился в бурный поток, прорвавший дамбу, которой она ограждала себя от невероятных ужасов последних пяти дней. Осознание того, что она осталась совсем одинокой и беспомощной в жестоком, враждебном мире, накрыло ее, захлестнуло и понесло с бурным потоком чувств. Она тихо и судорожно всхлипывала, оплакивая утрату всего, что любила. Побег был невозможен. Со всех сторон ее окружали обширные, сухие и лишенные ориентиров равнины, где ее ждали волки, а еще медведи, змеи, голод, жажда и мучительная смерть. Даже если удастся спрятаться там, где нет никаких укрытий, куда ей бежать? Ее отец остался висеть на воротах форта. Его волнистые каштановые волосы, которыми она так любила играть, украшают щит какого-нибудь дикаря.