Прекрасные маленькие глупышки - Оливия Хоррокс

роль хозяйки дома. Я буду обсуждать меню на неделю с экономкой и устраивать потрясающие вечеринки для всех наших друзей. И в моем доме никогда не будет никаких ссор и криков, только мир…

Генри встревоженно посмотрел на сестру. Довольно странное высказывание, не говоря уже о слегка наивном взгляде на брак. Но Роуз просто очень юна. Наверное, у нее тоже было тепличное воспитание. Она росла в безмятежной сельской местности Корнуолла — настолько тихой, что Хартфордшир по сравнению с ней кажется мегаполисом. Интересно, ходила ли Роуз в школу или, как Александр, получила домашнее образование? Удивительно, что она торопилась распрощаться со всем этим. Что может быть лучше жизни в роскошном доме с целой ордой слуг, которые бросаются выполнять каждое твое желание?

— Вы уже положили глаз на кого-нибудь? — спросил Эдди, неизменно жадный до сплетен.

— О, не то чтобы… — Роуз пожала плечами. — Мама хочет представить меня ко двору следующим летом, как только мне исполнится восемнадцать. Наверное, все будет зависеть от того, сколько предложений мне сделают. Очевидно, выбирать придется среди богатых. Но если он окажется добрым и не станет докучать мне, то это меня вполне устроит, — мечтательно вздохнула она.

В эту минуту прибыла очередная группа наших однокашников, и внимание переключилось на новых гостей. Отчаянно нуждаясь в глотке свежего воздуха, я воспользовалась возможностью тихо удалиться. Все эти разговоры о браке разбередили во мне воспоминания о Чарльзе, и мне стало трудно дышать. Я направилась к застекленной двери и вышла на крытую террасу. Затворив за собой дверь, я прислонилась к косяку и сделала глубокий вдох. Китайские фонарики мерцали над моей головой, словно звезды, на фоне черного бархата неба. Этот волшебный дом все больше окутывал меня своими чарами.

— У меня все хорошо. У меня все должно быть хорошо. У меня все будет хорошо, — прошептала я, медленно и глубоко дыша в паузах между фразами.

— Берди?

Оглядевшись, я с удивлением обнаружила, что нахожусь на террасе не одна. Прислонившись к стене, окутанный тенью, невдалеке от меня стоял Александр — с сигаретой в одной руке и бокалом с янтарной жидкостью в другой. Он смахнул с глаз прядь волос, рассматривая меня с каким-то странным выражением. Я покраснела, будто снова нарушила границы его владений.

— Извините, я не хотела помешать, — пробормотала я, вдруг почувствовав себя неловко рядом с ним. Кажется, все изменилось после известия о его помолвке, и теперь нам не следовало оставаться наедине.

— Раньше это вас не останавливало, — холодно произнес Александр. Он вышел из тени и учтиво улыбнулся. На нем был смокинг, бабочка изумрудного цвета подчеркивала теплоту карих глаз, в которых мерцали золотые искорки — отражения китайских фонариков. — Я не слышал, как вы приехали. Остальные тоже здесь?

— Еще не все. Мы прибыли первыми, — ответила я, отпивая из своего бокала, и между нами снова повисла тяжелая тишина.

Александр продолжал странно смотреть на меня — возможно, ждал, что я скажу что-нибудь, но мне ничего не приходило на ум. Встретиться с ним глазами я тоже не решалась.

— Вы изысканно выглядите, — в конце концов заметил он, и бабочки в моем животе яростно забились. — Я имею в виду ваше платье, — добавил он. — Оно очень красивое.

— Немного отличается от того, что я обычно ношу, не так ли? — нервно рассмеялась я, проведя рукой по гладкому шелку. Никто прежде не называл меня изысканной, и я не знала, что ответить. — Это не мое платье. Оно принадлежит моей квартирной хозяйке. Она одолжила его мне, а сама никогда не носила… Можете себе представить, что у вас в шкафу висит красивый наряд, а вы ни разу его не надели! Наверное, не можете… На ее месте я, вероятно, носила бы его постоянно, даже во время мытья посуды, если бы мне некуда было в нем пойти… — Я понимала, что несла несусветную чушь. Слова лились нескончаемым потоком, и, хотя мозг приказывал остановиться, язык не слушался.

Уголки губ Александра дернулись, будто он пытался сдержать улыбку, и я наконец умолкла. Стараясь смотреть куда угодно, только не на него, я вгляделась в сад. Цветы агапантуса, посаженного вокруг террасы, напоминали маленькие сине-фиолетовые фейерверки, среди них тут и там вспыхивали белые звездочки жасмина. Наклонившись, я провела пальцами по мягким лепесткам. Воздух был напоен сладким, пьянящим ароматом жимолости, густо увивающей железную арку, и я пожалела, что не смогу увидеть этот сад при дневном свете!

— Все в порядке, Берди? — спросил Александр, и я повернулась к нему. Он выглядел как-то неуверенно и переминался с ноги на ногу.

— Да, конечно! — чересчур бодро ответила я с принужденной улыбкой. — А что?

Я сорвала цветок жимолости и вдохнула его дурманящий запах. Александр подошел ближе, прислонился к арке и скрестил руки на груди. На его лице снова появилось то раздражающее выражение снисходительности, которое он, кажется, довел до совершенства. Избегая его взгляда, я сосредоточенно изучала цветок, пока он не вырвал его из моих пальцев и не отбросил в сторону, заставив меня поднять глаза.

— Зачем вы это сделали? — спросила я.

— Кажется, вас что-то беспокоит, — без обиняков предположил он и затянулся сигаретой. — Не думайте, будто я не заметил, как вы игнорировали меня, когда мы посещали вашу школу. Надеюсь, я не сделал ничего такого, что могло бы вас огорчить. Это из-за книги? Я знаю, мне следовало объявиться раньше, но…

— С чего вы взяли, что это как-то связано с вами? — перебила я с вызовом, и он приподнял брови, удивленный моей резкостью. — И я вас не игнорировала, а просто сосредоточилась на своей работе. Знаете ли, я хожу в школу, чтобы учиться, а не развлекать влиятельных посетителей в те минуты, когда им приспичит туда заглянуть.

— Вы так на это смотрите?

— А по какой еще причине вы посетили Сент-Агс после столь долгого отсутствия? Нина с Бэбс говорили, что вы давно там не появлялись, так зачем вдруг пришли?

— Может быть, я хотел увидеть вас, — сказал он, склонив голову набок.

— Скорее, посмеяться надо мной, — возразила я, вспомнив, как они с Эвелин переглядывались, посмеиваясь над нами, глупыми художниками. — Наверное, вам кажется странным, что людей может интересовать что-то кроме развлечений. Вас ведь, похоже, ничего другое не заботит.

Лицо его оставалось бесстрастным, однако я заметила, как слегка напряглись мускулы на его щеках, когда он делал очередной глоток виски.

— Меня очень заботит Художественная школа Святой Агнессы, — заявил он. — А также все художники, которые называют ее своим домом, даже плохо воспитанные.

— Тогда отдайте мне книгу, — сердито проворчала я.

— Значит, причина все-таки в книге? — Александр