Прекрасные маленькие глупышки - Оливия Хоррокс

стояли серебряные чайники, исходящие паром, и чашки из тонкого фарфора, с золотой каймой и замысловатым узором из цветов и черных дроздов. Я села на диван с бархатной обивкой, между Роуз и Бэбс. Нина, остановившись у рояля, провела тонкими пальцами по розовому дереву.

— Прекрасный инструмент, — заметила она. Я понятия не имела, что она любит музыку, и с любопытством повернулась к ней.

— Вы играете? — спросила леди Тремейн. — В молодости я любила играть на фортепьяно, но, к сожалению, мне не удалось передать эту страсть дочери. — Она укоризненно взглянула на Роуз, которая закатила глаза и продолжила пить чай.

— Можно мне что-нибудь сыграть? — храбро попросила Нина.

— Конечно! — воскликнула леди Тремейн. — Я с большим удовольствием послушаю снова этот старый инструмент. Наш старший, Александр, раньше играл, но теперь ему не хватает на это времени…

Нина села на табурет, и все развернулись лицом к роялю. Она уже собралась взять первые аккорды, когда Эвелин обратилась к леди Тремейн:

— Надеюсь, ее музыка не такая мрачная, как ее живопись.

Нина услышала это замечание, и ее ноздри раздулись. Она опустила взгляд на свои пальцы, зависшие над клавишами. Мы никогда не узнаем, что она собиралась сыграть, потому что я видела, как напряженно она размышляла — и в итоге выбрала самую унылую вещь на свете. Когда по гостиной поплыли первые ноты Liebestraume[9], слушателей охватила черная меланхолия. Но мы с Бэбс отчаянно старались не засмеяться, удивляясь упорству подруги. Когда все окончательно приуныли, Нина вдруг постепенно перешла на другую мелодию, и ритм стал бодрее, в музыке зазвучали тепло и радость. Нина доверяла своим пальцам: ни разу не опустив взгляд на клавиши, она в упор, злобно сверлила им Эвелин. За роялем она смотрелась великолепно, в ее черных глазах играли отблески пламени из камина, губы были решительно сжаты. Как только мы привыкли к этой мелодии, она снова перешла на другую, и затем еще раз и еще, создав потрясающее попурри. Звук дошел до крещендо — и резко оборвался. Мы разразились аплодисментами — все, кроме насупившейся Эвелин.

Леди Тремейн пересекла комнату и схватила Нину за руки.

— Это было просто чудесно. Браво! Благодарю вас!

— У вас прекрасный инструмент. Я получила большое удовольствие от игры на нем, — с достоинством ответила Нина. Проходя мимо Эвелин, она бросила на нее испепеляющий взгляд, затем уселась на диван и принялась пить чай.

— О, оказывается, у нас зрители! — воскликнула леди Тремейн, и я обернулась.

Все мужчины стояли в дверях, привлеченные своеобразным концертом Нины. Эдди ликовал и, казалось, не верил своим глазам. Нина подмигнула ему: обещание испортить вечер она выполнила на все сто. А я не могла отвести взгляд от лица Александра. Он печально, с тоской в глазах смотрел на рояль. Мне было знакомо это выражение. Я сама ощущала подобную тоску, когда родители за плохое поведение отнимали у меня кисти и альбомы. Так смотрит тот, кого одолевает жгучее желание создавать что-то прекрасное.

Мы покончили с чаем, и мистер Блай решил, что пора уходить. Попрощавшись с хозяевами, мы вышли в ночную прохладу.

— Что ж, это было не так уж плохо, — объявил Эдди, когда мы забрались в машину. — Нина, я твой должник. Если бы не твоя эксцентричная игра на рояле, я навечно застрял бы в столовой, обсуждая охоту и эту чертову политику. — Он притворно зевнул. — Кто-то спросил меня, что я думаю о нападках Геринга на германского министра обороны в рейхстаге… Я не имею об этом ни малейшего представления!

— Ты просто невероятна, Нина! — подтвердила я. — А ты заметила, какое лицо было у Эвелин?

— А то! — ответила она, откинувшись на своем сиденье. — Мерзкая особа.

— Однако подцепила завидного жениха, не так ли? — ввернул Эдди. — Берди, а ты раньше знала, что Александр помолвлен?

В автомобиле повисло неловкое молчание, и я порадовалась тому, что темнота скрыла мои зардевшиеся щеки.

— Он не помолвлен, — излишне пылко возразила я. — Во всяком случае, пока. Да мне и дела нет до этого!

Я заметила, как Эдди с Ниной обменялись многозначительными взглядами в зеркале заднего вида, и, тихо закипая, уставилась в черноту за окном. Вечер прошел чудесно, но сейчас я чувствовала себя уставшей и мечтала поскорее очутиться дома, в постели. В памяти всплывали те моменты, которые мне меньше всего хотелось бы вспоминать. Вернувшись мысленно к ссоре с Александром, я поняла, что так и не ответила, готова ли встретиться с ним в эти выходные, чтобы дочитать книгу. Да я до сих пор не знала, каким был бы мой ответ, если бы нам не помешала Нина. Желала бы я перестать думать об этом, но мысли вновь и вновь прокручивались в моей голове, пока я наконец не провалилась в беспокойный сон, прижавшись лицом к стеклу.

Глава 8

На следующее утро я выползла из кровати, прошла по коридору к комнате Нины и слегка приоткрыла дверь. Подруга лежала, распростершись, на кровати, лицо наполовину закрывала шелковая маска для глаз.

— Чего ты хочешь? — простонала Нина и отвернулась к стенке.

— Просто решила проверить, жива ли ты, — усмехнулась я.

Она перекатилась на спину и, приподняв маску, пронзила меня взглядом.

— Ну и вечер был, да? — сказала Нина, и я опустилась на краешек кровати. — Эта Эвелин — та еще штучка, — добавила она, и я кивнула, глядя в пространство. Подруга села в кровати, внезапно оживившись: — Ты что, язык проглотила?

— Прости, я как раз думала о вчерашнем вечере, — проговорила я рассеянно.

Нина, задержавшись на мне взглядом, протянула руку к своему пальто, брошенному на полу, и залезла в карман.

— Это имеет отношение к вашему с Александром разговору на террасе? — поинтересовалась она, и я воззрилась на нее с удивлением. — Не флиртуй с такими, как Тремейны, Берди. Я же объясняла тебе, какие они. — Нина выудила из кармана что-то блестящее. — Взгляни на это. Я прихватила с вечеринки маленький сувенир! — На ее ладони сверкнула гранями крошечная хрустальная фигурка спаниеля.

— Нина! — прошептала я, в отчаянии переводя взгляд с изящной собачки на лицо подруги. — Пожалуйста, скажи, что пошутила.

— Отнюдь! — воскликнула она. — Я знаю, Александр чем-то расстроил тебя. А я разозлилась на леди Тремейн, которая за ужином поставила меня в затруднительное положение. Ну а затем Эвелин по-хамски высказалась о моей живописи, и я почувствовала, что имею право. В ту минуту это показалось мне забавным… Правда, сейчас я не могу вспомнить почему, — добавила она, с рассеянной улыбкой рассматривая собачку.

Я выхватила у нее фигурку.

— Это плохо, Нина! Мы должны вернуть ее. А