Верхом на ветре - Лючия Сен-Клер Робсон

воду, но после этого весь день она была предоставлена самой себе. Приходилось признать, что это было весело, но она была здесь чужой и одинокой. В какие-то моменты, когда она осознавала чудовищность своего положения, это пугало ее до дрожи.

Сегодня было хуже всего — ей пришлось стоять и ждать, не начнут ли они делать с ней что-то ужасное. Даже Имя Звезды бросила ее и просто повисла на Страннике. Ничего, когда-нибудь Синтия сможет рассказать ей, как он с ней обошелся. Тогда подруга перестанет прижиматься к нему, брать его за руку, болтать с ним. Может быть, она понятия не имеет, каким чудовищем он становится за пределами лагеря.

Да какое это имеет значение? Скоро Синтии здесь не будет. Поисковые отряды наверняка уже прочесывают местность. Она вслушивалась в ночные звуки лагеря. Последние барабаны умолкли, и наступила тишина, если не считать рычания и поскуливания спящих вповалку собак. Даже младенцы ночью не плакали. Она напряженно вслушивалась, не раздастся ли лязг оружия пришедшего за ней отряда рейнджеров, быть может, того самого, в котором служил отец. Услышав легкий звон, она широко открыла глаза, ожидая топота копыт. Потом, поняв, что это звякнула на ветру металлическая подвеска на чехле щита, она снова смежила веки.

Она слушала ровное дыхание Имени Звезды и завидовала ее спокойствию. Она вдыхала запах кожаной стенки, почти прижавшись к ней лицом. Это напоминало ей тот угол хижины, в котором отец хранил уздечку, седло и сбрую. При мысли об этом из глаз покатились слезы. Как ей хотелось снова услышать его голос и почувствовать себя в безопасности в его объятиях!.. Она высунула руку из-под легкого покрывала и дотронулась до гладкого, свежеободранного шеста, служившего одной из главных опор типи. Он был новый и еще не успел пропитаться пылью, из-за которой большая часть вещей пахла одинаково. Исходивший от него насыщенный запах можжевельника успокаивал, напоминая запах опилок в сундуке с одеждой в родном доме.

Она должна вернуться домой. Они должны найти ее. Что с ними случилось? Где те, кого не было в форте во время нападения индейцев? Живы ли они? Жива ли ее мать?

Кто дал бы мне крылья, как у голубя?

Я улетел бы и успокоился бы.

Она прочитала про себя псалом. Потом стала повторять себе раз за разом: «Пожалуйста, приходите поскорее. Пожалуйста, придите поскорее», пока наконец не уснула.

Джеймс Паркер прыгнул в реку за скунсом. Он ухватил лихорадочно барахтающегося мокрого зверька, который едва не вывернулся из рук. Он крепко сжал скунса и держал его под водой, даже когда тот перестал трепыхаться, чтобы удостовериться, что животное мертво. Промокший до нитки, он выбрался из реки и взобрался на крутой берег, волоча тушку за хвост. Скунс не успел его обгрызть, но запах мускуса все равно был силен. Голодные глаза жадно следили за раскачивающимся тельцем. Восемнадцать человек — и один крохотный скунс. Это была единственная пища, которую удалось добыть за два дня, которые прошли с тех пор, как они покинули убежище возле форта. Джеймсу Паркеру казалось, что промчалась целая жизнь после того, как он накрыл изувеченное тело отиа и снял тело брага с ворот.

Десятеро детей, которым возраст позволял идти пешком, отдыхали, сидя на граве, и в их глазах не было ничего, кроме голода и боли. Бекки Фрост по-прежнему держала на руках малыша Сэма Уайта, а миссис Уайт несла младенца. Только двое мужчин, миссис Джеймс Паркер и миссис Фрост были обуты. Босые ноги остальных покраснели от крови. Уже одного этого было достаточно, чтобы легко их выследить. Одежда на всех была изодрана колючими кустами, росшими у реки, и висела клочьями. Было бы легче, если б они могли выбраться из густых зарослей, но вокруг было слишком много свидетельств присутствия индейцев. Они не подозревали, что идут в сторону Тринити по следам дозоров банды. Они считали, что за ними охотятся, и так бы оно и оказалось, если бы их обнаружили.

Передвигаясь только по ночам, они пробивали дорогу через плотно переплетенные заросли в человеческий рост, разрывая их голыми руками. Высокие деревья почти полностью закрывали лунный свет, и о том, что они проходят по пояс в ежевичных кустах, путники узнавали только по впивающимся в тело шипам. Огромные кусты бычьей крапивы давали о себе знать, когда пальцы смыкались на ворсистых стеблях, обжигавших и ранивших руки, и любое прикосновение причиняло сильную боль;

Паркер и Уайт по очереди расчищали дорогу своими телами, нередко прикрывая глаза рукой и бросаясь прямо на зеленую стену, чтобы проломить ее всем весом. Другой в это время нес того из детей, который устал больше всех. Миссис Фрост два дня оплакивала мужа и сына, и никакие слова не в силах были ее утешить. Дети шли молча — они были слишком истощены и напуганы, чтобы хныкать, и казалось, понимали, что это не поможет.

Вода немного уняла боль в руках Джеймса. Он заставил всех помыть руки и ноги. Сморщив нос, посмотрел на мертвого скунса. Нужно развести огонь. Он вознес короткую благодарственную молитву за то, что в кармане оказался кремень. Что бы ни было, но детям нужно поесть. На мгновение Джеймс задумался, сумеет ли перерезать горло им и женщинам, если их поймают. Свое ружье, когда закончились патроны, он спрятал возле форта. Впрочем, все равно оно было недостаточно скорострельным, чтобы успеть быстро покончить со всеми.

Фолкенберри и Энглину тоже, должно быть, приходится нелегко. Они пошли другим путем, неся раненых на самодельных носилках из шестов и разорванных одеял. Но, во всяком случае, им не приходится видеть страдания детей — с ними пошла только Люси со своими двумя.

Восемнадцать выживших стояли вокруг ободранного полу-жареного скунса. Лишенный черно-белой шкурки, он казался не таким уж и отвратительным. Больше походил на белку, кролика или опоссума.

— Господь, хвала тебе за дары, вкушаемые нами!

Он разрезал тушку, разделив ее на всех, кроме себя. Всем и так досталось лишь по маленькому кусочку. Потом они устроились на ночлег, в основном разбившись по семьям и прижимаясь друг к другу, чтобы согреться. Джеймс Паркер со слезами на глазах смотрел, как дети тщетно пытаются укрыться от ветра, завернувшись в изорванную одежду. Господь послал им это испытание. Джеймс молился, чтобы Он также дал им силы его выдержать.

Джон Картер и Джеримайя Кортни латали дыру в борту парома, когда хромающий и пошатывающийся Джеймс Паркер вышел на поляну возле переправы Тиммина на берегу