Будь что будет - Жан-Мишель Генассия

примерно одна на дюжину учеников, – и каждую издалека оценили, как парижский барышник наметанным глазом оценивает лошадей, Честно говоря, не фонтан… Но эти бдительные лицеистки уже прошли безжалостный отбор, на здешнюю terra incognita ступили лучшие из лучших, самые закаленные и целеустремленные, они занимали первые места, не хвастаясь и не делая вид, что им трудно, словно девочки в итоге оказались сильнее, и исконный порядок вещей рушился на глазах его наследников, и мальчики никак не могли ответить на эту угрозу, оцепенев перед такой напастью, им оставались лишь мальчиковые игрища да похотливые шуточки, не производящие на девочек ни малейшего впечатления. Вскоре утренний старший класс разделился на два лагеря: Арлена и остальные. Она впереди, а позади нее – однокашники, которые считают, что заранее проиграли этой невозмутимой брюнетке, возникшей из ниоткуда, и это неизбежно; преподаватели же были единодушны: девочка далеко пойдет. У Тома дела обстояли тоже неплохо, к нему благоволила Арлена, но учился он неровно – то отлично, то посредственно, и никто не понимал, в чем дело.

Мари давно решила, что станет художницей, и когда она объявила, что будет поступать в школу искусств, никто не удивился, даже отец, который подумал, Пусть, если ей это по вкусу, образованная женщина всегда сделает хорошую партию, обзаведется семьей, а пока что ее займет учеба. Это не Тома, который никак не мог определиться, и его приходилось беспрестанно подталкивать, чтобы он двигался вперед. Вирель лавировал между необходимой отцовской строгостью и ненужными ссорами с Жанной – та оберегала своего отпрыска, словно тот был фарфоровым. Что бы там ни говорила жена, он исправил леворукость сына, его твердость принесла плоды, в этом году Тома впервые показал хорошие результаты по математике, но если сыну предстоит закончить Политехнический, чтобы однажды унаследовать отцовское дело, Морису придется на него надавить.

Мари и Арлена встретились так, словно расстались только вчера. Они не виделись три года, потому что это было невозможно.

Во всем виновата война.

Днем Арлена часто приходила делать уроки к Вирелям, пока Мари рисовала – теперь ее заинтересовали витражи, она часами сидела, уткнувшись в толстые книги о кафедральных соборах с репродукциями витражных розеток и окон, разглядывала картинки через лупу, Витраж – это как комикс, в Средневековье люди были неграмотными, но прекрасно понимали зашифрованное послание и библейскую сцену, даже если не могли разглядеть детали с десяти метров. Витраж читается слева направо и снизу вверх, белый цвет символизирует воскрешение, красный – мученичество, северный фасад посвящен Ветхому Завету, а южный, солнечный – Новому. И Мари замолкала, поглощенная деталями, которые только что обнаружила; лупа скользила по цветному панно, она исследовала его тщательно, словно инспектор полиции – место преступления.

Что до Тома, он участия не принимал, просто ждал, когда Арлена решит задачи по математике, и переписывал их по-своему, Спасибо, ты спасаешь мне жизнь. После чего сразу убегал, устраивался в кресле в гостиной, открывал свою черную тетрадь, закрывал глаза и не шевелился так долго, что казалось, будто он спит, затем вдруг выпрямлялся, дыхание учащалось, он хватал ручку левой рукой и начинал быстро строчить свои автоматические стихи, плевать ему было, как это выглядит, иногда он злился на себя, вскрикивал, Черт! Черт! – изучал потолок в поисках вдохновения, лихорадочно набрасывал несколько строк и снова впадал в творческую летаргию. Однажды, когда Тома ушел готовить перекус, Арлена спросила у Мари, что она думает о творениях брата, и та грустно улыбнулась, Я говорю, что мне очень нравится, чтобы сделать ему приятно, но ничего не понимаю, он прекрасно чувствует, что я не в восторге, – кстати, он мне больше не дает их читать.

В комнате ощущалась пустота. Своего рода призрак. Они не говорили о Даниэле. Но он был здесь, с ними, и сердце жгло. Когда Арлена задала вопрос Мари, та ответила, Не говори мне больше о нем! И снова погрузилась в свою прекрасную книгу, нервно переворачивая страницы, Мне бы так хотелось увидеть витражи в Шартре, но в начале войны их сняли и спрятали.

– Это правда, что он петеновец?

Помедлив, Мари пожала плечами, Ты же знаешь, как мы были близки. После разгрома он без предупреждения вычеркнул нас из своей жизни. Когда мы встречаем его, он отходит, когда звоним, он не перезванивает, короче, месье не общается ни с кем, кроме своей банды реакционеров.

В середине ноября, во вторник, ближе к полудню, завыла сирена, ученики и преподаватели спустились в убежище, обустроенное в подвале под школьной столовой, расселись по скамьям, кто-то достал книгу, кто-то тихо болтал с приятелями, время от времени прислушиваясь и пытаясь понять, не приближается ли опасность, – подозрительных шумов не было, но пока не отменят тревогу, нечего и думать отсюда вылезать. Время шло, и это тревожило – они впервые сидели здесь так долго, Похоже, бомбят вокзал в Шуази. Пришли ученики второй смены, все потеснились, освобождая место, многим пришлось стоять, как в метро в час пик, кто-то сел на пол. Вдруг раздались приглушенные звуки работы ПВО, мощный барабанный бой раскатился по зданию, все одновременно вскинули головы, Кажется, палят где-то близко. И снова тишина, сегодня лицей не взорвется. А жаль.

Арлена уткнулась в книгу, кто-то подошел и заслонил свет – перед ней стоял Даниэль, Жарко, правда? Что ты читаешь? Она показала обложку учебника по арифметике.

– Я слышал, ты первая по всем предметам, это хорошо, но не позволяй Тома списывать, хватит ему разыгрывать блаженного, пусть сам поработает.

– Если это ему поможет, ничего страшного, скоро он начнет делать сам.

– Ты оказываешь ему дурную услугу. Рано или поздно его отец все просечет, и тогда конец. Лично я отказался играть в эти детские игры.

Раздался звонок, означавший отмену тревоги, ученики потянулись из убежища, вышли во двор, воспитатели велели им разделиться: вечерняя смена идет в классы, а утренняя – домой, так и не пообедав. Арлена направилась к выходу, Даниэль ее догнал, Тут моя мать хотела выяснить, не нужна ли твоей матери работа, она могла бы вернуться к нам, как раньше.

– Она работает портнихой на студиях в Булони, там снимают без передышки, хотя постоянно включается тревога, потому что англичане бомбят заводы «Рено», но я у нее спрошу, она очень устала вставать ни свет ни заря, чтобы туда добраться, и возвращаться на последнем поезде метро. Я потом тебе скажу.

Арлена вышла из лицея с ранцем в руке и быстро зашагала; почувствовав, что за ней кто-то идет, обернулась и увидела Даниэля, Неохота сегодня