Черный гардемарин, судьба и время - Алла Валерьевна Репина

class="p1">«Ну, это хорошо, – сказал Колмыков. – А то мы сейчас туда поедем и вас могли бы узнать. Вы знаете, зачем мы туда едем? Арестовывать белогвардейцев! Не удивляйтесь, ибо нам крайне необходимо зарекомендовать себя с этой стороны. Но таких штук нам придется предпринимать не много – я теперь назначен комиссаром флотилии и все эти поездки будут производиться только с моего согласия. А я не особенно люблю в политику вмешиваться, – он засмеялся. – Вы чем занимались сейчас?».

«Винтовку чистил».

«Да-да, приведите в порядок! Черт их знает, как они встретят нас».

Колмыков нахмурился и принялся подписывать лежащие перед ним бумаги.

Я вышел.

На верхней палубе рубки сидели супруга Лукина и супруга начальника, мадам Билибина: чопорная англичанка, со вкусом одетая; разговаривали по-английски.

На носовой рубке стояли открытыми два пулемета с ящиками, а третий был поставлен внизу у машинного кожуха. Погода прояснялась и вечер обещал быть хорошим. Машина весело постукивала, гоня за собой ленивый гребень волны. «Осташков» медленно полз по затихшему озеру.

Я полюбовался пулеметами и сошел вниз продолжать свою чистку. Публика уже разбирала патроны. У сломанного цинкового ящика брошено было несколько пулеметных лент и куча пустых обойм. Я облюбовал несколько, зарядил их, еще раз осмотрел уже прочищенную и протертую винтовку, вложил четыре патрона в магазинную коробку и сел на ящики, держа в руках шального «друга-убийцу».

«Товарищи матросы» мирно расселись на скамейках; большинство пило чай, закусывая черным хлебом. Рассказывали какие-то сальные анекдоты, громко смеялись и подтрунивали друг над другом. Полная декорация: в «матросах» не было ничего похожего на приличных людей, получивших известное воспитание. Хотя бы вот этот черный с баками матрос, с лихо заломленной шапкой 2-го Балтийского экипажа, который сейчас сыплет словца, от которых покраснел бы извозчик. Кто в нем узнает (а мне о его личности сообщил Рукша) штабс-капитана русской армии, имеющего Георгия за подвиги?

Пароход дал свисток. «Товарищи» стали одеваться и выходить наверх.

«Ну, товарищи, приготовсь, – уже командовал бывший штабс-капитан, появляясь на палубе с винтовкой за плечами и трубкой во рту. – Нечего зевать, берись за пулеметы!». Пароход подходил к городу.

Несколько зевак и 2 автомобиля-грузовика стояли на набережной. Зеваки рассматривали подходящий «Осташков». Мы медленно пристали; двое соскочили сейчас же на берег и, по приказанию комиссара, мрачно направились к толпе: «Разойдись!». Глазевшие шарахнулись в разные стороны и, отойдя, стали смотреть на нас издали. Мы тоже сошли и сейчас же стали грузить с парохода на автомобили пулеметы и ленты. Минут через пять на берег приехала еще пара легких автомобилей. Супруги начальников покинули пароход и направились в город.

Закончив перегрузку, наскоро распределили роли и, когда все было готово, комиссар приказал садиться. Мы живо заняли места на грузовиках; начальство село в легковики и отряд с грохотом покатил по улицам Осташкова. Впереди шел автомобиль с начальником и комиссаром, за ним наш грузовик с глядевшим вперед пулеметом и торчащими штыками в руках нас, принявших самые хамские позы для «пущей острастки кулаков и буржувазии»; за нами второй такой же грузовик с двумя пулеметами, и сзади дребезжал легковик с Лукиным и помощником комиссара.

Машинам был дан полный ход и мы ураганом понеслись по Знаменской улице, пугая лошадей, разбрызгивая лужи и вызывая крестное знамение у горожан, провожавших нас беспокойными взорами. «Грабить поехали», – точно говорили они.

Мы весело смеялись и дерзко поглядывали по сторонам. Скоро улица перешла в шоссе, шоссе сменила проселочная дорога, отряд помчался лесом, освещаемый лучами уже низкого солнца. Встречные возы круто сворачивали с дороги, доставляя «матросам» удовольствие видеть, как брыкалась и фыркала лошадь, бросая из стороны в сторону телегу и заставляя прыгать с нею хозяина, пытавшегося сдержать испуганное животное.

Машина гудела и щелкала, звеня болтавшеюся сзади цепью, и мягко катила по песчаному грунту. Мы разместились удобнее и пытались запеть, но ничего не выходило. Демократических песен мы не знали, а «буржуазные» или попросту наши нам петь было, понятно, нельзя. Штабс-капитан Сашка, георгиевский кавалер, затянул было с середины старую солдатскую: «Ой, люли, люли, люли! Пушки, ружья да котлы!»; но его одернули бранным словцом. Мы все расхохотались: ведь первым куплетом песни было «Ехал-ехал русский царь; православный государь!».

До Селижарова оставалось еще 18 верст, как мы застряли: тяжелый автомобиль зарылся задними колесами в грунт и стал буксовать. Пришлось вместе собрать хворосту под колеса и потом, помогая плечами, вытащить грузовик на более крепкое место.

В общем, к Селижарову мы добрались уже в 9-м часу вечера, когда совсем стемнело. Мы остановились и вылезли. В версте блестели огоньки посада и слышался лай собак. Кругом в поле была тишина. Ожидалось, что в Селижарове, как предупреждали в Осташкове, дело не пройдет без стрельбы со стороны сторонников старого совдепа, который мы ехали смещать силой и водворять на его место новый. Старый совдеп был из людей состоятельных, дух которых особенно не нравился осташковскому исполкому и его председателю солдату Зуеву.

Принимая это во внимание и то, что Селижарово – место людей самостоятельных, богатое село – комиссар приказал приготовить к бою пулеметы, а нам зарядить винтовки и ждать при выезде сигнала к стрельбе по окнам.

Через четверть часа мы завели машины (с нашей во главе этой «карательной экспедиции») и тихим ходом вкатилась в посад. Приветливые огоньки освещали окна деревянных домиков. По проезде нашей громыхающей кавалькады из окон высовывались темные силуэты и торопливо прятались, видя нас, и закрывали окна. На машинах все хранили молчание. Когда немного въехали в самый посад, легковик с начальником обогнал нас и пошел головным. Скоро все остановились у небольшого дома с освещенными в первом этаже окнами, у которого нас встретил какой-то матрос и субъект в штатском. Они поздоровались с нашими начальниками и вошли в дом: местный совдеп.

Мы слезли и, желая прекратить хождение редких посторонних мимо автомобилей, стали останавливать их: «Вы куда? Зачем?». Что-то буркнув в ответ на эти вопросы, прохожие быстрым шагом уходили прочь.

Через пятнадцать минут, видимо, уже все село о нас знало, так как огоньки в домах один за другим погасли и к 10 часам Селижарово будто замерло. Не слышалось даже лая собак. На небе появилась выпуклая луна и скоро посад засиял под ее фиолетовыми лучами. В обе стороны улицы не просматривалось ни души. И только у совдепа толпились мы, ежась от потянувшего холодка, вокруг своих машин. Балагурили, подтрунивая над продрогшими, которые, засунув руки в рукава, уже и не топтались на месте, чтоб согреться, а подпрыгивали.

К нам вышел