Черный гардемарин, судьба и время - Алла Валерьевна Репина

Наш тесный летний кружок оказался тем же, каким он был и в далеком 1906 году, когда мы детьми играли здесь в «войну с желтой расой»: мои сестра Таня и племянница Дуня, соседи Васька Верзин и Ленька Федоров. При барышнях первый теперь фартово крутил ус, а второй стеснительно теребил свою бороденку. Смеху и воспоминаний было в первый день, не передать!

И Васька, и Ленька, и я – как выяснилось, все трое мы оказались в одинаково пикантном положении: «лишних людей». Верзина прапорщиком ускоренно выпустили из московского Александровского училища – прихлопнутого большевиками тем же манером, каким они закрыли Морской корпус. Федорова просто турнули из Кашинской духовной семинарии – ее закрыли, а в помещениях расселся совдеп, пояснил Ленька.

Впрочем, у нас с Василием положение было не столь аховое, как у нашего друга семинариста. Над Алексеем – по его возрасту – висел дамоклов меч воинского призыва. И настолько висел, что в уездном по воинской повинности присутствии его уже и расписали кандидатом, в Осташковский гарнизон.

В селе оба друга с весны. Жизнь в Кравотыни, поведали они, относительно спокойная. Совдеповцы односельчанам не докучают – проводят время преимущественно в Осташкове, заседая в совещаниях и комиссиях.

Июнь и июль 1918 г. прошли у меня в заботах об устройстве нашего домика (последний раз его ремонтировали в 1913 г.), в заготовке дров из валежника и в прочих сельских делах, с которыми время летит незаметно.

Все складывалась удачно. Погода стояла прекрасная. В селениях селигерских берегов были тишь да гладь. Но – до поры до времени, пока август не взбудоражил эти берега слухами.

Слухи о банде матросов

Слухи клубились вокруг острова Городовня, на котором расположен скит Ниловой пустыни. Якобы туда на постой прибыла банда матросов. Конечно, в этом не было бы ничего странного, если б не одно обстоятельство: говорили, один из начальников этой банды по своем приезде виделся с настоятелем монастыря и просил его не беспокоиться насчет сохранности скитского имущества. «Мы лишь военные люди и собрались сюда для защиты России от немцев», – якобы сказал этот начальник.

Такие слухи создавали не только таинственность вокруг прибывших, но и опасения за спокойствие населения. Передавали, вооруженный пулеметами пароход (названием «Осташков») почти всегда стоял у пристани острова и на нем виднелись белые фигуры матросов. На остров никого не пускали. По деревням поползли слухи о белогвардействе этого предприятия.

Слухам способствовал сам настоятель Нилова монастыря – архимандрит растрезвонил свои сомнения на всю округу. Мол, встала на постой очень подозрительная публика. Мол, ведет себя слишком непохоже на «красу и гордость революции».

Василий Верзин привез и порцию слухов из Осташкова. Сказал, встретил в уезде одного знакомого офицера, сообщившего ему под честным словом и с условием абсолютной тайны, что матросы, высадившиеся на Городовне, есть на самом деле офицеры, сорганизованные генералом Парским для восстания против большевиков. Сам же генерал пехоты Парский поставлен Троцким на организацию защиты Петрограда; ему приданы огромные полномочия; но в час восстания он покажет свою истинную физиономию…

Что взволновало осташей? То, что якобы в настоящее время в уезде уже ведутся списки лиц, которых будут расстреливать в случае удачи белогвардейского дела. Якобы у городовненской банды наперед есть свои засланцы в Осташкове, выявляющие личности самых рьяных большевиков.

Через день-другой кадило слухов раздувает и кравотынское священство: де, монахи доложили, будто другой начальник банды матросов интересовался, есть ли в окрестных селениях бывшие офицеры, особенно морского ведомства.

Alles in allem, полундра!

Поначалу я отмахнулся ото всего «сообщенного под честным словом и с условием абсолютной тайны». Был занят доделкой кровли. А после, через несколько дней, любопытство взяло свое и я под паруском направился на «таинственный» остров, на Городовню.

На острове Городовня

День был теплый, августовский, но почти осенний в своей прозрачности. Солнышко сверкало на гребешках серых волн Селигера. Свежий ветер кренил мою шлюпчонку, пенисто рассекающую воду, с бульканьем бежавшую за кормой. Несколько чаек с криками низко носились над водой, изредка окунаясь в воду за рыбой. Вдали рыбаки тянули на своих лодках невод. Недалеко блистал своими серебряными куполами Нилов монастырь. Шлюпка приближалась к покрытому лесом острову и скоро зашуршала дном по песку. Я свернул парус, подтащил лодку дальше на песок и зашагал к пристани, высматривая часового, которому, полагал, представлюсь крестьянином, причалившим за валежником (ножовка и веревки были при мне). Однако деревянная пристань была пуста, никто ее не охранял.

Тогда я направился по просеке к видневшемуся скиту. Вышел на поляну, где застал такую сцену: у деревянного домика монастырской гостиницы, вокруг скамейки, на которой стоял пулемет, сгрудились несколько человек, весьма живописная группа «товарищей». Один – молодой, в фуражке морских офицеров революционного образца, стоя на коленях, собирал части пулемета. Второй – пожилой толстяк с окладистой каштановой бородой, в защитном пехотном костюме, с громадною английскою трубкою в зубах, без фуражки, с сияющей лысиной, стоял за спиной первого, запустив обе руки в карманы и наблюдая за его занятием. Третий, стройный малый в матросской форменке, в белых гардемаринских брюках, но в защитной сухопутной фуражке, просто стоял и смотрел на меня. Четвертым был мальчик в защитной рубахе и черных брюках.

Я сделал несколько шагов к ним и малый в гардемаринских брюках тотчас упредил: «Эй, сюда вход запрещен!».

«Добрый день. Но мне это неизвестно».

«Очень жаль, товарищ, – возразил малый, – пора бы знать, что мы арестовываем всякого, кто появится без разрешения на острове – здесь теперь военное положение».

«Что ж вы тогда по волостями и по совдепам не предупредили? – спросил я. – Сюда люди за дровами ездят».

Но он меня прервал, оглядев мой рабочий матросский костюм, в котором я дефилировал в это лето в селе: «А вы точно сюда за дровами пришли?».

Я замялся: «Откровенно говоря, прослышав о вас, хотел узнать, не встречу ли кого знакомого из товарищей-балтийцев».

«Нет, здесь балтийцев нет. Уходите!».

Так бы и завершился этот диалог, если бы при нем из калитки скита не появился еще один персонаж. Очень знакомая мне фигура. Я обалдел, что называется. Петька Рукша, одноклассник из Морского корпуса!

Он остолбенел не менее моего: «Репа! Ты откуда свалился?».

Одноклассники гардемарины

Петька представил меня компании у пулемета: «Вот, господа, гардемарин Репин, мы одного выпуска».

В эту минуту с крыльца гостиницы спускался маленький,