Белый снег, черные вороны - Чи Цзыцзянь

и поспешил спрятать за пазуху свое сокровище, словно спасая его от мороза. Затем он со все еще теплящейся надеждой продолжил разгребать кочергой пепелище, но кроме обломков и снега ему ничего не попадалось. Снежные кристаллики походили на скрытые в мусоре жемчужины и поблескивали мерцающим светом.

Правитель округа

После того как правитель округа Юй Сысин доложил о чуме генерал-губернатору Маньчжурии Силяну, тот направил в Харбин двух врачей для помощи в борьбе с эпидемией. Фамилия первого врача была Яо, он был гуандунцем, а второго – Сунь, он происходил из Фуцзяни. Оба они работали в Бэйянском медицинском институте – учебном заведении британского типа, где все специалисты бегло говорили на английском. Они проницательно поняли, что в нынешнюю эпидемию заражение происходит в основном через дыхательные пути, то есть это легочная чума. В таком случае действенными способами борьбы с болезнью являются дезинфекция и уничтожение микробов, летающих в воздухе. В северной части 3-й улицы врачи сняли здание под пункт дезинфекции, где разместили большие запасы серы и карболки, купленные в японских аптеках. Доктор Яо обучал жителей, как поджигать серу в горшке и устраивать дымокур, чтобы убивать микробы в воздухе и уменьшать уровень заражения. Карболку же следовало разводить в чистой воде один к сорока, а затем опрыскивать раствором все уголки дома. Что же касается людей, работавших в чумных больницах, включая врачей, уборщиков, разносчиков еды, грузчиков и возниц, занимавшихся трупами, то им предписывалось каждый день непременно опрыскивать карболкой себя.

Дезинфекция не вызывала у жителей Фуцзядяня особого энтузиазма. Хотя Комитет по борьбе с эпидемией и выдал всем серу и карболку, а также разъяснил применение препаратов, однако мало кто их пускал в дело. Люди жаловались, что от сжигаемой дома серы их тошнит; опять же, коли чума происходит от мышей, а мыши летать не умеют, то жители и не верили, что в воздухе могут быть микробы. Что же касается воздуха, выдыхаемого заразившимися, то если ты не находишься рядом, как же возможно втянуть микробы к себе в легкие?

Если же говорить о карболке, то ее раствор тянул какой-то кислятиной, вонь была противнее, чем у сгнивших квашеных овощей ранней весной. Люди не верили, что если прыснуть на себя такой водицей, то от этого выйдет хоть какой-то толк. Чтобы раствор оказался настолько чудодейственным, разве не должен он быть сладкой росой, дарованной Небом?

Из-за всех этих предубеждений доктор Яо и доктор Сунь едва не стерли свои языки в кровь, но их мало кто слушал; оставалось лишь укоризненно качать головой и огорченно вздыхать.

С любовью к чистоте у жителей Фуцзядяня тоже не задалось: мало того что они обожали есть протухшую рыбу и подгнившие креветки, так еще и не имели привычки мыть руки перед едой. Опять же, на улицах отсутствовала канализация, грязная вода от мытья жирных котлов и даже моча из ночных горшков просто выплескивались на дорогу. Когда все эти отбросы только-только попадали на улицу, на морозе поднимался порожденный их теплом белый туман, который распространялся повсюду и также становился одним из возможных источников заразы.

Яо и Сунь полагали, что благодаря усилиям по дезинфекции эпидемию спустя какое-то время удастся сдержать. Они и подумать не могли, что заболеваемость не только не упадет, а, наоборот, подскочит. Из-за этого доктора очень переживали, опасаясь, что ухудшение эпидемии приведет к обвинению их во врачебной непригодности; они хотели все бросить и выйти из дела.

Кроме двух докторов из Бэйянского мединститута, в Харбин еще прислали врача с подконтрольной японцам Южно-Маньчжурской железной дороги. Этот японский врач, в отличие от Яо и Суня, не радел за дезинфекцию и профилактику. Его страстью было вскрытие мышей. В своей лаборатории он распотрошил более сотни мышей, но ему так и не удалось извлечь чумную палочку, что погрузило его в безмерную грусть. Неужели в Фуцзядяне бушует чума, не передаваемая мышами? А если это не чума, то неужели появилась какая-то новая опасная инфекция?

Однако еще больше, чем эти врачи, об эпидемии переживал начальник окружной управы Юй Сысин. Что бы ни думал о нем Ван Чуньшэнь, в своей управе он вовсе не был отрезан от мира, наслаждаясь парчовыми одеждами и дорогими яствами, в неге возлежа на мягком ложе и беззаботно читая писания мудрецов. Число умерших от чумы в Фуцзядяне стремительно росло, расположенные в Харбине иностранные консульства, включая американское, российское, французское, немецкое и японское, постоянно присылали ему дипломатические ноты с угрозами: если эпидемия в Фуцзядяне не будет взята под контроль и продолжит подвергать их жизни опасности, то они направят в Фуцзядянь собственных докторов, самостоятельно займутся борьбой с чумой и отстранят от дела всех китайских врачей.

У Юй Сысина уже и так голова шла кругом от борьбы с эпидемией, а тут еще генерал-губернатор Силян телеграфировал ему приказ покончить с чумой и прислал в помощь врачей. Из таможенных сборов окружная управа выделила на борьбу с заразой более двадцати тысяч серебряных монет, но эпидемия, словно морские волны во время прилива, становилась лишь сильнее и сильнее, и правитель не находил себе места от тревоги. Чума была незримым врагом, он не мог броситься на нее с саблей или пикой.

Кроме должности правителя округа, Юй Сысин еще исполнял обязанности начальника управления по переговорам и начальника налогового управления Харбинского железнодорожного ведомства. Хотя ему было не избежать ведения дел с русскими, но из-за смерти генерала Шоушаня[43] все его естество протестовало против этого.

Генерал Шоушань – это Юань Шоушань, губернатор провинции Хэйлунцзян, под началом которого довелось служить Юй Сысину. Генерал Шоушань был потомком господина Юань Чунхуаня[44] и унаследовал натуру предка – прямоту и твердость, решительность и бесстрашие. Десять лет назад, когда объединенная армия восьми держав ворвалась в Запретный город, царская Россия воспользовалась этим и под предлогом защиты КВЖД отправила стасемидесятитысячное войско, разделив его на шесть отрядов, чтобы занять северо-восток Китая. Русские военачальники выдвинули условие: взять под защиту железную дорогу от Цицикара[45] до Харбина они должны, пройдя на юг через приграничный город Айгунь, – в чем генерал Шоушань решительно отказал. Он много раз подавал доклад ко двору, указывая, что за «проходом армии» царская Россия таит замысел завладения плодородными землями Великой Цин, и предложил такие подходы к борьбе с русскими, как «обязаны воевать», «нельзя не воевать» и «нельзя упускать возможности». Он тщательно подготовил план борьбы, разделил хэйлунцзянские войска на три группы и приказал им пребывать в боевой готовности; затем написал айгуньскому наместнику Ян Фэнсяну: «Если русские войска перейдут границу, то встретьте их лобовым ударом, не дайте им пройти дальше!» Одновременно с этим он телеграфировал губернаторам в Мукден[46] и Гирин[47], надеясь на их помощь, чтобы совместно окружить русскую армию. Однако русские напали без объявления войны и обстреляли айгуньские укрепления на горе Калуньшань. Хотя цинские воины и сопротивлялись отважно, но малому войску не одолеть большого, поэтому в итоге они с потерями оставили Айгунь, а генерал Ян Фэнсян погиб в бою. После этого русская армия изгнала с окровавленных земель китайское население, устроила страшную резню в Хайланьпао[48] и шестидесяти четырех деревнях на восточном берегу Зеи. Юй Сысин своими глазами видел, как моложавые виски генерала Шоушаня за одну ночь покрылись сединой. Генерал понимал: северо-восток Китая – что кусок добротной хлопчатобумажной материи; если русские войска прорвут дыру в Айгуне, то этот надрыв будет расползаться дальше. И действительно, затем русская армия напрямую устремилась к Цицикару. Цинские солдаты в Мукдене и Гирине, следуя приказу двора, остались в казармах, а оказавшиеся без поддержки войска Шоушаня отступали все дальше и дальше. Осознав, что дело безнадежно, генерал испытал глубочайшее горе и написал императору и вдовствующей императрице последний предсмертный доклад. Затем он проглотил опиум и сам улегся в гроб. Опиум – лекарство забвения, многих он способен отправить в путь, из которого не возвращаются, но оборвать дыхание генерала