Белый снег, черные вороны - Чи Цзыцзянь

при помощи наряда и пытались взбодрить свое врачебное мужество. Те же, кто оделся абы как, тоже в себе не были уверены, однако с помощью наплевательского вида старались показать, что эпидемия их не волнует.

Когда врачи, собравшись в чайной «Цинфэн», обсуждали рецепт лекарства, их лица стали красными, а уши пунцовыми. Некоторые исходили из сезонности инфекционных заболеваний и полагали, что в организмы попал студеный ветер, поэтому нужно рассеять в теле холод. Другие, указывая на жар и кашель, набухание лимфоузлов и темный цвет лица у покойников, предполагали, что болезнь происходит от отравы, вызывающей жар, поэтому главное здесь – избавить организм от яда. Взгляды врачей расходились, предлагаемые рецепты тоже отличались друг от друга. Некоторые заявляли, что достаточно лекарства из пяти частей – дикой хризантемы, цветов жимолости, листьев форзиции, корней володушки и соломы. Другие же утверждали, что если компонентов будет меньше шестнадцати, то лекарство окажется совершенно бесполезным, а чудесные свойства у снадобья появятся, только если еще добавить туда гипс, норичник, мяту, стебель пиона, коптис и ламинарию. Они проругались полдня, выпили пять медных чайников размером с ведро, семечек сгрызли три подноса. Они упились чаем так, что то и дело бегали в уборную по малой нужде, кожура от семечек покрыла весь пол. В конце концов они сошлись на снадобье из четырнадцати компонентов. Взглянув на рецепт, Фу Байчуань понял, что кроме рябчика мутовчатого, которого в его лавке оставалось не так много и который следовало срочно докупить, остальных трав у него на складе имелось достаточно. Он тут же передал рецепт в свою аптеку, чтобы пополнили запасы трав, заготовили достаточно топлива и начинали варить снадобье: он хотел, чтобы жители Фуцзядяня могли получить лечебный отвар как можно быстрее.

В голодные годы жителям Фуцзядяня доводилось питаться в благотворительных столовых, но вот чтобы бесплатно получить лекарство – такого еще не бывало; всем стало любопытно. Они тайком спрашивали у врачей, обсуждавших рецепт, насколько действенно это снадобье? Врачам же приходилось уподобляться двуличным гадателям, чтобы не сказать, что оно ни полезно, ни бесполезно. Они опасались: ведь если громко одобрить лекарство, а у того не окажется целебных свойств, то сами врачи и понесут ответственность. Если же отвар проявит себя чудодейственным, а они его не одобрят, то разрушится их репутация. Из-за этого врачи давали ответы расплывчатые и позволяющие двоякое толкование. Народ к употреблению такого лекарства особого рвения не проявил. Люди говорили, что чумой они, глядишь, и так не заразятся, а вот от этого дурманного отвара можно и дуба дать, не стоит его пить просто так.

И если в отношении лекарственного отвара китайские врачи проявляли осторожность, то вот распространенный способ устранения яда они единодушно одобряли – стоит пить воду, прокипяченную со ржавым гвоздем. Стоило появиться такому рецепту, как в каждом доме сразу же пострадали ворота, столы и стулья, сундуки и шкафы. Если какой гвоздь в них обнаруживал признаки ржавчины, его тотчас вытаскивали щипцами и бросали в котел. Мебель, лишившаяся железных скреп, словно человек без жил и костей, немедленно приходила в негодность. Бывало, сидишь себе на стуле, а он вдруг и разваливается, и вот ты уже растянулся на земле. А иногда спокойненько ешь, а тут стол перед тобой внезапно опадает, как отцветший цветок, чашки, тарелки, лампа разбиваются вдребезги. Мало того что еды лишился, так еще надо идти в лавку докупать посуду.

Однако чума была словно умалишенный в фазе обострения, ее бешеную поступь не могли остановить ни лекарственный отвар, ни ржавая вода. Случился новый всплеск смертей. Среди умерших оказались лучший мастер иглоукалывания и прижиганий по фамилии Тань, хозяин питейного заведения «Небесный зал», а также крестьянин У Эр. Некоторое время те, кто ходил к доктору Таню на иглоукалывание, опасались – не покинут ли и они вскоре этот мир, кто-то даже боялся испустить дух во сне, поэтому на ночь наряжался в саван. Из-за того, что доктор Тань участвовал в совещании по выработке лекарства от чумы, желающих пить отвар, приготовленный в аптеке Фу Байчуаня, стало еще меньше. Ну и те мужики, что до того напивались в «Небесном зале», осознали, что в любое мгновение можно помереть, вот более и не будет возможности получать наслаждения, а потому еще сильнее принялись сорить деньгами и предаваться всевозможным утехам. В Фуцзядяне забили уже почти всех кур, уток, лебедей и собак, из очагов в каждом доме плыл аромат мяса. На горячих канах мужики без устали кувыркались со своими женщинами. Неизвестно же, будет ли такая радость на том свете, поэтому нужно было успеть вдосталь всем насладиться, покуда не настигла смерть. По ночам они изводили себя до полного изнеможения, на следующее утро у них аж коленки подгибались, даже ногу поднять над порогом и то сил не было.

После смерти У Эра его жена время от времени выходила во двор, волоча за собой двух детей, топала ногами и ревела; она покрывала проклятьями и небо, и землю, упрекая их в том, что ее семья осталась без опоры, дальше жить невозможно. Баба договорилась до того, что если кто согласится забрать ее детей, то она с готовностью примет опиум и умрет.

Но Ван Чуньшэнь ее дьявольским россказням не верил!

На пятый день после смерти У Эра эта косоватая женщина с землистым цветом лица заявилась в конюшню к Ван Чуньшэню и сообщила, что поскольку все гвозди были вырваны на ржавую воду, то в ее доме покосились двери, и попросила их починить. Уже по ее водянистому взгляду возница увидел заготовленный для него крючок и поспешил отказаться, сославшись на то, что несведущ в плотницком деле.

Жена У Эра ласково продолжила:

– Коли ты не умеешь, так я научу.

Ван Чуньшэнь отозвался:

– Оказывается, ты умеешь плотничать, так зачем тогда просить меня? Чини сама.

Женщина сердито бросила:

– Так это мужская работа; если женщина возьмется, то ее засмеют.

Ван Чуньшэнь продолжил упираться:

– Сейчас каждый день люди мрут, в гости никто не ходит, кто тебя засмеет?

Жена У Эра настаивала с мольбой в голосе:

– Мы живем в соседних дворах, а ты даже в такой мелочи не хочешь меня уважить. Как тяжело быть вдовой! – После этих слов глаза ее увлажнились, она подняла руки и принялась рукавом вытирать слезы.

Ван Чуньшэнь знал, что слезы часто бывают оружием, которыми женщины стреляют в мужчин, он не хотел словить пулю, поэтому продолжил аккуратно отказываться:

– После смерти У Эра еще первой седмицы не прошло. Если я пойду к тебе и люди увидят, то начнутся пересуды.

Женщина решила, что такие слова допускают согласие, и потому смягчилась:

– Мы оба лишились своих половинок, горькая у нас судьба. Но женщине без мужа все же легче вырастить ребенка, а вот тебе, мужчине, придется с дочкой туго. Может быть, ты отдашь Цзиин мне? Что двоих детей кормить, что троих – все одно, лишние палочки в доме найдутся.

Возница понял, что женщина использует дочь как наживку. Не желая попадаться на крючок, он отказался:

– Благодарствую за готовность разделить тяготы, но я уже привык сам жить с Цзиин.

– А когда эпидемия закончится, как ты при дочке будешь выходить на извоз? – спросила жена У Эра. – Опять же, вы же не можете вечно жить в конюшне! Разве человеку подобает обитать там, где все провоняло конским навозом! – Договорив, она зажала нос.

Ван Чуньшэнь поспешил пояснить, что с началом весны он начнет строить новый дом на прежнем месте, что же касается Цзиин, то, выходя на работу, он будет брать ее с собой. Жена У Эра совершенно расстроилась, однако перед уходом поинтересовалась, где теперь обретается Ди Ишэн, ведь со смерти Цзинь Лань его и след простыл. Ван Чуньшэнь ответил:

– Я тоже давненько его не видел, черт его знает, куда он делся.

– А может, помер? – продолжила рассуждать женщина. – В такое время жизнь человеческая тоньше лепешки.