Далайя - Абай Тынибеков

Всматриваясь в лица спящих, она невольно задумалась о причинах, по которым остались живы именно эти люди. Кроме сотника и горца, все трое воинов были молоды и семей не имели.

«Никто из них не искал смерти, как это сделал старый воин и вождь, не вынесший больше тяжести жития ради других. Во все времена простому человеку, пребывающему в подчинении у кого-либо и исполняющему его волю, живётся без терзаний в душе. Только мыслящий и творящий за других страдает больше всех. Но такова судьба. Для одного жизнь – это неизменная участь, для другого – возможность выбора. Никто не повинен в своём предначертании. Только тот подвластный люд достоин уважения, кто не мешает стоящему над собой собрату вершить своё, ниспосланное небесами назначение, и послушно и без сомнений исполняет до конца его повеления, – мысленно рассуждала она. – Насколько я помню, у него есть дети, – вспоминала она, вглядываясь в лицо спящего сотника. – Благородный, чуткий человек, помог беженцам, не задумываясь, отдав им свой единственный слиток серебра. Ему обязательно нужно вернуться к семье, поднять детей», – подумала женщина о нём с теплом.

Переведя взгляд на безмятежно спящего урартца, раскинувшего руки во всю ширь, она впервые внимательно всматривалась в его черты. Первое, что бросалось в глаза, была его ужасная худоба. Выглядел он гораздо измождённее, нежели был в день пленения. И даже густая растительность на его лице не могла скрыть собой его впалых щёк. Резкие, глубокие морщины лучами расходились в стороны от глаз, под которыми темнели отвислые полукруги кожи. Две чёткие борозды, отступая от крыльев ноздрей, терялись в его усах, вычерчивая припухлость над верхней губой. Высокий лоб также был испещрён морщинами, лёгкие порывы ветерка полностью сдували с него пряди черных вихров. На худой, но жилистой шее, выпячиваясь под кожей упругой тёмной прожилкой, ритмично пульсировала кровь.

«Ведь он сам вызвался идти в битву с пришедшими за нами саками, желая помочь нашим воинам», – впервые подумалось ей.

Словно почувствовав на себе её взгляд, он повернулся на бок, заложив под голову свои худые, но словно витые из одних жил руки.

В один миг поток её нежных воспоминаний, тепло бередящих душу, остудила своей внезапностью хлёсткая мысль: «Но ведь он с такой яростью сражался с саками! Пусть они и были нашим противником в том бою, но противостояли нам, таким же сакам. Неужели он, убивая их, мстил нам за своё пленение, за смерть своих товарищей?»

Ей стало не по себе. Она даже отодвинулась от него, утирая вспотевший лоб. Ей не хотелось верить в то, что он поступал именно так.

«Но тогда почему же он не покинул нас вчера? Ведь я наградила его равно со всеми, и этого богатства хватит ему на всю жизнь, – успокаиваясь, она продолжала размышлять. Но следующая нахлынувшая мысль вновь тут же наполнила её душу неприятным холодком: – Может быть, он не уходит от нас и ждёт удобного случая, чтобы покончить и с нами? Насколько я поняла из сказанного им, его страна находится где-то в этих краях».

В какой-то миг ей показалось, что она угадала и поняла его истинные, враждебные намерения. Ничего другого ей просто не шло на ум.

– Так оно и есть, – сама того не заметив, вслух произнесла она.

В следующее мгновение у неё в руках блеснул нож.

Зарождался рассвет. Звёзды потускнели и ближе к светлеющему горизонту вовсе пропали.

Не решаясь свершить то, что казалось ей единственно правильным и спасительным для всех остальных, она замерла, подавшись вперёд, по привычке пробуя пальцем остриё лезвия.

Сотник, шумно засопев во сне, повернулся на бок. Взглянув на него, женщина вдруг резко поднялась и отошла в сторону от костра.

«Если даже так, мне не следует поступать опрометчиво. Его судьбу должны решить все. Это будет справедливо, – вновь успокаиваясь, думала она. – Да и как я объясню им причину такой жестокости? Зачем награждала его днём, чтобы свершить над ним казнь среди ночи? Не воспримут ли они мой поступок как сумасшествие?»

Она вложила нож в ножны и взглянула на горца. Он спал, как прежде, безмятежно, по-детски подтянув худые колени к груди.

Решив пройтись и немного успокоиться, она направилась в сторону пасущегося табуна. Отойдя на несколько шагов, она вдруг подумала: «Так не спят убийцы. Так могут спать только люди с чистой душой».

* * *

Молодые воины, запив холодной водой вяленое мясо и чёрствые, но вкусные лепёшки, занялись обычными делами. Приведя своих коней к ручью, они стали поить и купать их.

Остальные лошади, следуя стадному инстинкту, также находились у ручья. Не имея уже хозяев, они не разбредались, а держались всё это время вместе, сбившись в один табун.

Горец, прислонившись спиной к валуну, чинил свою одежду, изредка поглядывая в сторону ручья, и когда лошади вдруг затевали какие-то свои нехитрые игрища, он подолгу заглядывался на них, любуясь их величавой красотой, радуясь таким их повадкам и сияя открытой улыбкой.

Сотник, осмотревшись по сторонам, направился было к женщине, одиноко стоявшей у свеженасыпанных могильных холмов.

Он ещё поутру уловил происшедшие в ней перемены, связанные не столько с её облачением, сколько с её поведением вообще. Теперь она была какой-то другой, свободной, раскрепощённой, и даже сейчас, видя её с распущенными волосами, он чувствовал, что её внешний вид отражает внезапные изменения её душевного состояния.

Не решаясь потревожить её, он остановился на подходе.

День был не очень жарким. Сменившийся ветер стал прохладным и сырым. Впервые за эти дни он дул с севера, от моря.

Покусывая травинку и ощущая во рту кисловатый привкус сочного стебелька, сотник присел на землю.

Когда-то давно, очень давно, в шатре у царицы появилась она, весёлая худенькая девочка. Он не знал, откуда она взялась, но, как и другие, замечал, как нежно и внимательно относилась к ней Томирис. Везде, где бы ни появлялась царица, в её свите всегда была она.

Шли годы. Он стал воином и принял участие в битве с савроматами. Изредка бывая в ставке Томирис, он всегда видел её подле царицы. Она взрослела, превращаясь в статную особу. Со временем к ней стали относиться как к младшей сестре Томирис. Дружба с царицей не повлияла на её добрый нрав. Изменившись внешне, она, как и прежде, оставалась доброжелательной и чуткой к людям. Он хорошо помнил, как встревожились многие, не видя её в стане довольно продолжительное время. И, как бывает в таких случаях, в кочевьях стали появляться различные слухи. Но всё стало понятным, когда она появилась вновь