Дочери служанки - Сонсолес Онега

вспомнил, как, охваченный приступом ностальгии, он просил бумагу и перо и писал их в кафетерии отеля «Алькасар» или на площади де Армас, а то и на Кафедральной площади, где в кафе на террасах так естественно было предаваться тоске, выписывая буквы.

Он раскрыл конверт, достал одно письмо из недавно написанных, и стал читать.

Как такое возможно, Инес? Читаю в газетах о числе жертв испанского гриппа, и у меня кровь стынет в жилах. Берегите себя, береги детей, защищай их, а если ситуация ухудшится, приезжайте в Гавану. Вы всегда здесь желанны.

Он достал другое письмо.

Сколько раз я думал вернуться… я здесь, а ты там, хранительница наследства наших детей. У меня жизни не хватит, чтобы отблагодарить тебя за твою заботу и прекрасное воспитание детей, которое, я уверен, они получают.

Но у меня еще много дел на Кубе. Несмотря на приближающийся финансовый кризис, урожаи сахарного тростника по-прежнему значительные, и вложения не позволяют сейчас покинуть остров. Дело не стоит на месте, ты можешь твердо убедиться в этом, получая прибыль. Я знаю, ты не нуждаешься в деньгах, но мой долг отца и мужа вас обеспечивать.

Дон Густаво не лгал. У него было шесть новых предприятий, среди них одно огромное под названием «Вертьентес» в провинции Камагуэй; всего, вместе с ними, моловшими кубинский сахар впервые, у него было десять плантаций с заводами.

Всю ночь я провел в чужих объятиях, Инес. В объятиях вялых, неосознанных. Только для того, чтобы скрасить мое одиночество, избавить себя от постоянной боли из-за огромного расстояния между нами. То была ошибка. Не более того…

– Всего лишь ошибка, Инес. Близость даже не утомила меня.

Дон Густаво, человек не склонный к повышенной эмоциональности, внутренне извивался, словно гусеница. Кроме стыда, появилось раскаяние, и тут же возникла в памяти Рената в юбке на бедрах.

– Я всего лишь мужчина! – хрипло сказал он, выдохнув эти слова со струей сигаретного дыма.

Мужчина, который теперь жил в Гаване, пестром и ярком городе весельчака Хосе Посады[40], с множеством садов и парков, посещая бесконечные банкеты, театр Такон[41] и воскресные балы в галисийской общине.

– Я всего лишь мужчина! – повторил он, как будто принадлежность к простым смертным оправдывала его неверность в течение двух десятилетий, о которой он не считал нужным поведать своей супруге.

Глава 20

Прошло несколько недель без Сельсо. Клара не переставала думать о нем каждый день, но плакать ей было некогда, поскольку, снова приступив к работе, люди трудились на лесопилке в сумасшедшем ритме. Эпидемия, в память о которой отслужили мессу, принесла огромные убытки. Их так никогда и не удалось покрыть.

Управляющий был готов набрать новых рабочих на замену тем, кого не стало, однако сеньора Вальдес решительно отказалась без всяких объяснений, поскольку на самом деле ей нечем было им платить. На счетах фабрики почти ничего не было, и активную торговлю ей было не восстановить. Древесина перестала интересовать ее как приоритетный товар, она думала только о консервировании. Но донья Инес не говорила об этом ни Фермину, ни кому бы то ни было еще.

В сумбуре планов и проектов, которые она не знала, как довести до конца, у доньи Инес хватило духу организовать помпезный ужин, на который собрались самые богатые люди Пунта до Бико, чтобы отведать даров моря и земли. Это был первый такой праздник после тягот эпидемии и войны. Она сама позаботилась о том, чтобы приглашение было доставлено прямо в руки каждому гостю. Охватили всех. И все были рады возобновить прежние порядки.

В указанный весенний день 1919 года в замке с утра царило оживление забытых времен, когда подобные праздники были обычным делом. Донья Инес поблагодарила небеса за солнце, ласкавшее крыши и сады. Она достала лучшие скатерти, посуду из тонкого фарфора, хрусталь, серебряные канделябры. Это входило в обязанности Исабелы, но поскольку Исабелы уже не было, она взяла их на себя и только указывала Марии Элене и Лимите не забыть ни одной детали, когда они будут накрывать столы, украшать их живыми цветами, раскладывать приборы, расставлять рюмки, бокалы, бутылки с вином и кувшины с водой. Ближе к вечеру Рената и Доминго доставили морепродукты из бакалейной лавки – устриц, омаров, моллюсков, раков, которых варили в огромных котлах с солью и лавровым листом.

Когда появились гости, все было готово. Некоторые пришли пешком, другие приехали в автомобилях последнего поколения, вызвавших интерес Хайме и Леопольдо. Оба были одеты в лучшие костюмы и вместе с доньей Инес встречали гостей у главного входа в замок.

– А Каталина? – спросила сеньора.

Ей никто не ответил, и в шуме приветствий и разговоров, когда ей надлежало оказывать внимание то одним, то другим приглашенным, она забыла о дочери.

Жены владельцев консервных предприятий, в раздражении скрывавшие свои расплывшиеся объемы, завышали талию бальных туалетов и украшали туфли различными деталями, которые виднелись из-под кромки платья. Эти люди были основой Пунта до Бико. Не потому, что городок чем-то выделялся среди других уголков провинции, но потому, что со временем он превратился в уважаемое буржуазией место, где ее представители проводили летнее время на пляжах.

Донья Инес была так занята своими обязанностями, что не замечала перешептываний жен сеньоров: как такое возможно, самой держать фабрику на плаву, не имея в прошлом никакого опыта в торговле. Больше всего этим возмущались Аделина и Исабель, достигшие возраста, когда мучает подагра.

Аделина верила в королеву Марию Кристину только потому, что ее отец основал Испанский банк в Гаване, который потом стал называться Испано-колониальным банком острова Куба, и еще потому, что она была супругой Барбы Пелаеса, одного из главных предпринимателей региона. Последнее слово всегда было за Исабель, с кем бы она ни говорила: с женой пекаря, с рыбаком или молочником из Монтеферро. Со всеми, кроме мужа.

Обе занялись Марией Тересой, которая пришла последней; она была женой дона Агустина, единственного ребенка мужского пола в семье Сардина. Она была совсем молода и еще не научилась осуждать других.

В тот вечер у сеньор было, что рассказать друг другу. Они столько времени просидели дома, не имея возможности обменяться мнениями. Они неприветливо посматривали на донью Инес, поскольку сами не участвовали в делах мужей и тем более не вели разговоров о торговле.

– Замечаете, как Инес старается быть безупречной? Однако я уверена, ей не хватает дона Густаво, – сказала Аделина.

– Лучше бы завела себе любовника и плакалась бы ему