1916. Волчий кош - Тимур Нигматуллин

и Козд приходили к нему, когда было совсем плохо. Садились рядом и рассказывали сказки. Про королей, рыцарей и драконов. Про далекие страны, про летающие города, про жадных гномов. Все это время он разговаривал только с ними, пытаясь не выдать себя докторам. В отличие от других, Жарон и Козд в разговоре с ним не смотрели в глаза, не пытались заговорить первыми и старались не задавать одни и те же вопросы. Ему это нравилось. Раз за разом они придумывали все новые и новые игры.

Он принимал правила. Сидел на корточках, пока санитар не поднимет за руки. Лежал на полу, пока уборщица не сгонит тряпкой. Прыгал, пытаясь рукой достать до потолка, пока охрана не завернет куколкой в длинную рубашку.

Когда закончились игры, Жарон и Козд убедили его, что пора переходить к испытаниям. Он и это принял. Лечение голодом длится три дня? Значит, можно отказываться от пищи еще столько же.

– Пока, – говорил Жарон, – пока в рот шланг не вставят.

– Они это умеют, – предупреждал Козд, – кашу толкают через трубку!

От пищи отказаться нетрудно. Это очень легко, а ты попробуй отказаться от воды! Он и это испытание прошел. Выдержал. Осталось самое трудное…

– Выпускной экзамен! – Жарон, щекоча ухо мальчика усами, шептал ему задачу. – Как в гимназии, знаешь? Туда ходят такие дети, как ты!

– Они носят ранцы за спиной, – потирал лапки Козд, – и пускают по Неве горящие лодочки! Но каждый из них должен пройти экзамен. И ты должен!

И он прошел его.

На консилиуме, собранном для утверждения перевода из детской больницы во взрослую, светило психиатрии, глава Петербургского отделения профессор Риггер однозначно заявил:

– Я не нахожу никаких отклонений в развитии. Вы, коллеги, говорили – пациент молчит? Да он Плевако переболтает! Не вижу смысла держать данного юношу здесь. Как вы его лечили, поделитесь опытом, коллеги…

Он вышел из больницы совсем другим человеком. Главный экзамен был пройден. Жарон и Козд поставили ему задачу: не мигая смотреть на профессора и вести беседу. И он смотрел, смотрел даже тогда, когда Риггер, подойдя, коснулся его века и сказал:

– Поразительно, коллеги, поразительно… Этот молодой человек совершенно здоров.

Литвин слегка отодвинулся от кирпичной стены управы, выглядывая Нестора и Феодосия. Они давно должны были быть здесь. От острога, взорванного пятью минутами раньше театра, до банка идти меньше километра. На все про все в банке времени у них было минут десять. Залетели, вытащили из хранилища золото, погрузили… А если караванщик верблюдов не дал? А если и лошадей не нашли? Если Иманов убил их? Что тогда? Эх… Литвин в сотый раз пожалел, что не пошел сразу к банку. Сейчас уже поздно, по городу со всех сторон пальба да крики. Здесь надо ждать, как условились! Надо придерживаться плана.

Он осторожно сел, прижимая рукой простреленный правый бок. Кровь сочилась из раны, проступая сквозь перевязанную по поясу рубаху. Литвин зубами вцепился в рукав и затянул узел потуже. Главное, кровь остановить. Остальное ерунда. Не такие ранения бывали. Он усмехнулся сам себе. С утра боялся не успеть с заданием: грудь пылала. К обеду вспоминал о боге. А сейчас сидит без рубашки возле городской управы. Что будет дальше?.. Это зависит от того, появятся ли здесь Феодосий с Нестором, или придется самому заканчивать дело.

Ливень с такой силой обрушился на город, что у Литвина от неожиданности перехватило дыхание. Тучи, как созревшие фурункулы, наконец прорвались разом, заливая весь город водой. Мокрый, голый, с пулей в боку, Литвин, широко открыв рот, утолял жажду.

Акция с самого начала пошла не так, как было задумано. Всему виной чертов пароль, который Нестор придумал для пропуска в театр. На входе кассирша, настоящая клуша, напрочь забыла про уговор и, изумленно разглядывая Литвина, твердила:

– Какой такой вечерний звон? Ничего не ведаю. У нас сегодня спектакль «Волны счастья». Покажите билет.

Литвин трижды повторил слова песни, и все впустую. Он уже было решил выйти из вестибюля театра на улицу, как сзади него раздался знакомый голос:

– Этот сэр со мной. Вот тикет… мм… билет. Вы же не против?

Ничего не оставалось, как принять от англичанина билет, и Литвин, улыбаясь, кивнул в знак согласия. Кассирша пропустила их в фойе, где, сбившись кучками, уже стояли гости.

Литвин машинально оглядел помещение, отмечая в уме все, что могло пригодиться для акции. Два рамных окна с резными перекладинами и створками. Если на время представления створки не закроют, то выбить стулом стекла и выпрыгнуть наружу. Окно слева – выход на аллею. Окно справа – к особняку Кубрина. Центральный ряд колонн, от стены до стены. В случае если ход до окон перекроют, отстреливаться из-за крайней колонны – оттуда ближе к вестибюлю. Запасная дверь, выходящая на улицу. Замка нет. Закрыта? Лучше отхода и не придумаешь, только нужно обязательно проверить засов. Широкая лестница на второй этаж. Нестор говорил, спектакль идет в зале училища. Значит, там учебные классы. Прыгать со второго этажа – не привыкать. Он и с пятого прыгал… вернее, падал.

– Вы так интересоваться архитектур? – сэр Томас прервал мысли Литвина, и тот развел руками.

– Удивляюсь…

– Чему? – поинтересовался англичанин. – Вы смотрите тут как инспектор полиции. Когда удивляются, обычно открывают рот. Но вы так не делаете, вы смотрите очень внимательно.

– Инспектор полиции? – Литвин попытался перевести разговор в шутливый тон. – А может, я и есть инспектор? А? И ищу бандитов! А в портфеле у меня…

– Ха-ха, – похлопал Литвина по плечу сэр Томас, – вы большой шутник. Вы знакомы с обществом Акмолинска? Позвольте, я представить вас? – И, не дожидаясь согласия, англичанин помахал стоящим возле окна людям. Отказывать было поздно, и Литвин пошел следом.

– Купетс Байщегул! Купетс Эгоров! Купетс Силин… Прошу любить и нажаловать, – он подвел Литвина к группе гостей, – господин… мм…

– Литвин.

– Да… Господин Литвин! Бизнес мыла. Из Омска.

– Знакомы, значит, с Семеном Варьиным? – протягивая руку, похмельным басом прогремел Егоров. – Как здоровье у Семена? Пьет так же?

– Пьет! Куда ж ему деваться! Давеча так пил, что в Омске кабаки и ночью работали. Ждали – кто с медведями, кто с цыганами. А он выкупил их все и в каждый заглядывал.

– Во! – Егоров поднял указательный палец. – Во! А вы тут меня чуть что дома запираете! Во как надо!

– А Сутушев? Все так же живет?

Вопрос задал человек, которого англичанин представил как Байщегула. Глаза хитрые, бегают, и вопрос не такой прямой, как у бородатого Егорова. Тот и задал, и сам же ответил. А этот…

– Сутушев? – Литвин решил потянуть время, соображая,