12 апостолов блокадного неба - Марина Викторовна Линник

Несмотря на отеческую заботу корректора, Пётр Петрович негодовал. Ему было неприятно осознавать, что его воспринимают как инвалида. «Это неправильно! – крутилось в его голове. – Я не нуждаюсь в уходе, как ребенок. Я могу позаботиться о себе сам. Особенно здесь, на фронте».

– Вы полагаете, что я проявляю чрезмерную заботу о вас потому, что вы кале… то есть лишены зрения? – спросил Андрей, словно прочитав его мысли.

– Да, именно потому, что я калека, давай называть вещи своими именами.

– Поверьте, я не хотел ничем обидеть вас. После войны слепых и лишенных конечностей людей появится огромное количество. Но жизнь на этом не заканчивается.

– Понимаю.

– Мы с вами напарники, а помните, что говорил наш знаменитый полководец Суворов?

– «Сам погибай – товарища выручай», – машинально ответил незрячий.

– Во-от! – воскликнул корректор и, похлопав товарища по плечу, добавил: – А мы – отличная команда!

– Отличная, – улыбка тронула посиневшие от холода губы слухача. – Идем уже, не стоит мерзнуть.

Вскоре нос Петра Петровича уловил запах смерти, смешанный с резким ароматом лекарств. Мужчине еще не доводилось бывать здесь, поэтому он обратился за помощью к Андрею, чтобы не причинить никому вреда своей палкой.

Войдя в санитарный отсек, где кипела сортировка раненых – от тех, кто отчаянно нуждался в живительной струе переливания крови, до тех, кому требовалась лишь скорая обработка и чистая повязка, – напарники, словно тени, пробирались вдоль вереницы топчанов, на которых полулежали, полусидели измученные солдаты.

Добравшись до конца палатки, мужчины зашли за занавес. На столе лежал раненый немецкий летчик. Его мертвенно-бледное лицо, покрытое холодным потом, свидетельствовало о большой кровопотере.

– Что вам здесь нужно? – сурово спросил Василий Фёдорович, внимательно посмотрев на незрячего. – Если вы ранены, то дожидайтесь своей очереди.

– Вы, очевидно, те самые, заметившие самолет? – сориентировался переводчик, стоя у изголовья немца.

– Да, так и есть, – кивнул Андрей. – Вот этот человек услышал «пешку» еще на подлете к нашим позициям.

– А ты, – перебил его Пётр Петрович, смутившись, – тот самый, кто сопоставил данные и настоял на приказе.

– Sie sind gekommen. Sie sind hier[35], – наклонившись к раненому, произнес переводчик.

Немец с трудом приоткрыл глаза и внимательно окинул взглядом вошедших. На его лице вспыхнуло удивление.

– Ist er blind? – разглядывая Борейкова, прошептал он. – Sie haben wahrscheinlich einen Witz über mich gemacht[36].

– Nein, das ist kein Witz. Er ist unser Hörer. Er hört den Himmel an[37], – ответил переводчик. После этого он, улыбнувшись своим товарищам, добавил: – Фриц не верит, что это вы распознали их замысел. Считает, что мы пошутили над ним.

– А как он оказался в том самолете? Они что, угнали его? – спросил слухач, улавливая характерный кашель и с трудом перехватываемое дыхание раненого, что свидетельствовало о внутреннем кровоизлиянии.

– Капитан уже задавал этот вопрос, – произнес переводчик, помогая доктору удалить выделения яркой крови, смешанные с темной массой, напоминающей кофейную гущу. – Фельдфебель Крафт сказал, что им удалось восстановить сбитый месяц назад Пе‑2 и обратить его в свою пользу.

– А снаряды? Где они их взяли? – задал вопрос Андрей.

– Он точно не знает, но слышал, что в конце ноября фашисты подорвали поезд, везший продовольствие и боеприпасы для Ленинграда. Видимо, там и были.

На протяжении разговора немец с неотступным вниманием вглядывался в стоящих перед ним военных лихорадочно блестевшими глазами. Глубокие морщины, как борозды, испещряли его иссушенное лицо. Он ощущал приближение смерти и уже не страшился ее. «Нам обещали, что мы будем дома к Рождеству. Правда, не уточнили, какого года, – с горечью подумал он. – Невзирая на поражение, осадное положение, Иваны продолжают воевать, продолжают сражаться. Лидеры Третьего рейха внушали нам, что они малокультурные и сумбурные, однако русские как один встали на защиту Родины. Даже слепые. В каком времени мы живем? Судя по всему, это конец определенной эпохи, в ходе которой разрушится привычный нам мир. Ему на смену придут… вот эти непостижимые люди.

Will mir die Hand noch reichen,

Derweil ich eben lad´:

«Kann dir die Hand nicht geben,

Bleib´ du in ew´gen Leben

Mein guter Kamerad!»[38]

Глава 13

В конце февраля температура воздуха опять опустилась до минус двадцати, вызвав уныние не только у жителей многострадального города, считавших дни до завершения зимы, но и у солдат, стойко защищавших подступы к Ленинграду, продолжавшему подвергаться бомбардировкам вражеских сил. Но если бы не двенадцать слухачей – двенадцать апостолов блокадного неба, которые изо дня в день неустанно вслушивались в небесную бездну, чтобы предотвратить неизмеримые смерти и разрушения, жертв было бы значительно больше.

Уже больше месяца незрячие солдаты оказывали неоценимую поддержку средствам ПВО, предупреждая о приближении самолетов противника. Однако с каждым днем эта работа становилась все труднее: истощенные организмы из последних сил улавливали звуки в хаотичном шуме, смешанном с визгом снарядов, дробью пулеметов, разрывами мин и завывающим ревом юнкерсов, а также с прерывистым посвистом мессеров. И в то же время необходимо было не путать эти звуки с рокотом наших «пешек»: согласно выданной инструкции по звукозащитной маскировке, самолеты Пе‑2 с моторами М‑105 при приближении к цели стали напоминать гул самолета Ю‑88.

Поиск противника занимал часы, а порой и целые ночи. И все это время от слухачей требовалась предельная концентрация: полное внимание, сосредоточенность и значительные силы. Медленно поворачивая рупоры в разные стороны, они были вынуждены неподвижно держать голову, и от этого сводило шею и немела спина.

По приказу Ставки командующие Ленинградским и Волховским фронтами существенно усилили ударную группировку пятьдесят четвертой армии, стремясь окружить и сокрушить Любанскую группировку врага. На этом направлении разгорелись тяжелые бои. Противник оказывал нашим войскам упорное сопротивление и даже местами оттеснял части Волховского фронта. В конце февраля вражеским силам удалось вернуть под свой контроль деревню Красная Горка, которую наши войска захватили 19 февраля.

– Когда же уже окончатся морозы? – неустанно растирая варежками побелевшие от холода щеки, спросил Иван Филимонович своего товарища. – У меня такое ощущение, что весна никогда не придет.

– По правде говоря, – задумчиво произнес Аркадий, который уже несколько дней работал вместе с ним и Павлом на установке, – мне все равно, будет ли весна или зима.

После контузии своего корректора Кузьмы товарищ Никоновиков, получивший лишь незначительное ранение, отдалился от товарищей и погрузился в мрачные раздумья. С каждым днем он становился все более угрюмым. Его друзья чувствовали, что с бывшим баянистом творится что‑то неладное.

– Почему, Аркадий? Весна – время надежды, – возразил