Убей крестоносца - Александр Васильевич Чернобровкин

специально: неопрятный человек выглядит беднее. Одет в льняную белую камизу и красную котту, украшенную нашитыми, маленькими, белыми крестиками. Шоссы и гульфик красные и без украшений. На ногах кожаные полусапожки, хотя днем еще жарковато, ноги запаришь. Справа от постамента стояли в ряд пять стульев с высокими деревянными спинками, покрытыми желтоватым лаком, и темно-коричневыми подушками, на четырех из которых сидели старшие командиры местного отделения ордена, одетые бедненько. Когда встречал их на улицах Акры, были наряжены не так скромно. Напротив трона стоял спиной ко мне босой монах в темно-коричневой рясе, подпоясанной обычной конопляной веревкой, и что-то тихо и монотонно читал.

Увидев меня со спутниками, Одо де Сент-Аман капризно приказал монаху:

— Хватит, оставь нас.

Я вышел на то место, которое ранее занимал монах, поздоровался, кивнув, с великим магистром и отдельно со старшими командирами. Они ответили, он проигнорировал.

Грозно насупив брови, Одо де Сент-Аман произнес обвиняющим тоном:

— Так это ты тот самый предатель, отрекшийся от истинной веры и служивший сарацинам⁈

— Боюсь, что тебя неправильно проинформировали. Я не отрекался от Христа и сарацинам служил, попав к ним в плен из-за предательства сицилийцев, чтобы получить свободу. У меня не было денег заплатить выкуп. Воевал только против сарацинов, уничтожив многих из них, чем помог нашему общему делу, — возразил я.

— Ты нагло врешь! Мне предоставили доказательства твоей вины! — сердито бросил он.

— Во-первых, ты разговариваешь с рыцарем, поэтому веди себя вежливо. Твой пост не позволяет себе забывать об этом, — напомнил я. — Во-вторых, если у тебя есть доказательства, предъяви их.

— Никакой ты не рыцарь! — презрительно молвил он.

— И ты можешь это доказать вот прямо сейчас? — насмешливо задал я вопрос.

— Сейчас нет, но и ты не сможешь доказать, что являешься рыцарем, — заявил он.

— Конечно, не могу, потому что посвятили меня в рыцари за тысячи миль отсюда, — согласился я, — но одно из твоих обвинений, по поводу которых ты заявил, что у тебя есть доказательства, могу опровергнуть вот прямо сейчас. Я не отрекался от истинной веры, не принимал магометанство.

Сказав это, я достал из штанов и продемонстрировал необрезанный член Одо де Сент-Аману, потом сидевшим справа от него старшим командирам, а потом художникам, работавшим слева.

— Если тебе плохо видно, могу подойти ближе и поболтать им перед твоим носом, — насмешливо предложил я.

Художники и старшие командиры скомкали улыбки.

— Как ты смеешь, наглец! — обиделся Одо де Сент-Аман.

— Так и смею, потому что теперь знаю, кто вчера подослал ко мне двух убийц, членов твоего ордена, чтобы помочь твоему лживому другу, — заявил я. — Ты решил отомстить за них? С рыцарями, которые поддерживает госпитальеров, можно не церемониться, поступать, как с врагами, не правда ли?

Судя по побагровевшему лицу великого магистра и напрягшимся лицам старших командиров, я попал в точку. При этом мои слова услышали те, кто не должен был. Теперь по Акре разнесется слух, что тамплиеры ведут себя неподобающе с рыцарями, которые дружат с госпитальерами. Соперничество орденов сразу заиграет новыми красками кровавых оттенков, что не ускользнет от иерусалимского короля, а там, глядишь, и Папе Римскому донесут.

Одо де Сент-Аман понял это и принял, как по мне, неверное решение:

— В темницу его! Завтра устроим суд, докажем его вину и казним!

Я предположил, а может, и угадал, что он собирается сделать, поэтому повернулся к трону спиной и обратился к художникам, писцам, слугам и охранникам:

— Сообщаю вам, что, несмотря на бездоказательные обвинения, предъявленные мне, не собираюсь накладывать на себя руки. Если утром меня найдут мертвым, мой убийца — он, — и немного театрально, развернувшись, показал пальцем на великого магистра.

Люди во все времена любят и запоминают красивые жесты. Меня скоро забудут, а вот обвинение — нет. Пусть теперь мой обвинитель молится, чтобы до утра со мной ничего не случилось. К тому времени должны вступить в дело венецианские купцы, и укокошить меня просто так не получится.

— Увидите его! — вскочив на ноги, истерично, по-бабьи заорал Одо де Сент-Аман.

Стоя он выглядел еще никчемнее.

— Бог поможет невиновному и накажет преступника, — перекрестившись, многозначительно произнес я.

К двум, пришедшим со мной рыцарям присоединились два сержанта, которые пошли первыми. По винтовой лестнице мы спустились на два этажа, в цокольный, и оказались в коморке, тускло освещенной масляной лампой, заправленной, судя по вони, жидким куриным навозом. В ней справа и в дальнем конце находились узкие двери в арочных проходах, изготовленные снизу из толстых дубовых досок, а сверху пять толстых железных прутьев. Дальняя была снаружи закрыта на массивный железный висячий замок.

В коморке на деревянном топчане, застеленном сравнительно свежей ячменной соломой, еще не растерявшей запахи лета, сидел надзиратель — громоздкий лохматый тип с короткой бородой лопатой, одетый в мятую камизу, казавшуюся серой при этом освещении, и босой. Кривые длинные пальцы ног торчали в разные стороны, будто их специально сломали, загипсовали и дали так срастись. Для таких, действительно, трудно подобрать обувь. От его немытого тела сильно несло зверем. Надзиратель плел коврик из конопляной веревки, работая сноровисто. О нашем приближении услышал заранее, но работу прекратил, только добив ряд.

— В общую? — спросил лохматый тип, ни к кому не обращаясь.

— В отдельную, он рыцарь, — ответил один из сопровождавших меня сержантов.

Надзиратель снял с темного деревянного колышка, вбитого в стену, висевший на открытой дужке замок, в скважину которого был воткнут ключ, надетый на железное кольцо с еще одним с тремя зубцами, наверное, от замка на дальней двери. Прихватив левой рукой пустой глиняный кувшин с широким горлом, открыл, дернув зацепленным за прут, коротким и толстым, согнутым, указательным пальцем, дверь напротив топчана и поставил посудину в углу у входа, затем вышел и жестом показал мне, чтобы занимал камеру.

— Будешь шуметь, накажу, — буднично предупредил он, и я сразу поверил, что именно так и будет, хотя не смог представить, как именно.

Внутри было темновато и воняло сыростью, хотя я уверен, что здесь намного суше, чем в других помещениях замка. Может быть, мне просто показалось. В дальнем конце стояла копёнка свежей ячменной соломы, тоже сохранившей запахи летнего поля. Видимо, после сбора урожая я буду первым жильцом этого помещения. За моей спиной закрылась дверь, заскрипел, закрываясь, замок.

Надзиратель повесил кольцо с двумя ключами на потемневший крюк