Братья вольности - Георгий Анатольевич Никулин

Поздеев успокоился: «Клопов сюда не писал, иначе губернатор говорил бы не так».

Селастенник угощал гостя, а Поздеев «для вежливости» вспоминал примеры усердия губернатора, его отеческую заботу о губернии и «людях населяющих». Что видно и на гербах, свойственных каждому уездному городу: в Екатеринбурге — зеленое поле, серебрёная плавильная печь и рудокопная шахта; в Соликамске— в зеленом поле соляной колодец с «опущенным в него ведром для вынутия соли»; и наконец, самый главный герб губернский, провидением начертанный для Пермского края, — на красном поле серебряный медведь с «возрождением» над ним евангелия в золотом окладе и превыше всего серебрёный крест: «медведь означает дикость нравов жителей, а святая утварь — просвещение через приятие христианства».

Рассиживаться у Селастенника Поздеев не стал, посетовал на срочные дела, не дающие минуты отдохнуть даже в праздник, и поспешил к почтмейстеру, у которого сразу спросил, отправлено ли письмо господам в Петербург. Письма не было, и вообще на имя Лазаревых не уходило ничего.

Поздееву стало легче, но все же сомнения не оставили. «Хитер Клоп, — думал он, — так подведет, что не догадаешься — откуда! Может, на чужое имя для досылки послал, может, месяц назад написал или сегодня напишет, что молчит Поздеев, укрывает и не доносит». И чтобы Клопово писание обезвредить, если оно есть, и чтобы самому впредь не быть в ответе за молчание, Поздеев отправил донесение в Петербург, извещая владельцев лишь о том, что знал сам.

Клопов поручил чертежнику подыскать верных людей, будто бы желающих вступить в заговор, чтобы они помогли захватить Петю с его бумагой. Но таких людей не нашлось.

Предусмотрительный Клопов, пока Ромашов еще ничего не знает, услал его с новым поручением, чтобы дело не испортил в горячке.

Нажимал Клопов на Ваську. Хотел к возвращению Поздеева добиться раскрытия дела. И Васька озверел: избил Федьку, требуя выдать всех участников заговора, старых и новых.

— Ничего я тебе не скажу, — произнес Федор, очнувшись.

Тогда Василий приступил к Михалеву с допросом, но и тот отрицал намерение составить общество.

— Не знаешь, бедный, — посочувствовал насмешливо Василий, — так спроси товарищей. Тут время не башкой мотать, а умом раскинуть и беду избыть. Вам игрушки, нам приборка.

Василий приказал Федьке объяснить Михалеву, что он, и Мичурин, и даже Десятов хотят бумагу изодрать и уничтожить, чтобы замести следы, и что губернскому начальству все известно. Петр, конечно, не согласится уничтожить бумагу и погубит всех. Шуму не оберешься, а нужно спешить, скрыть все, а то поздно будет.

Клопов, угадывая мечты Михалева, обещал:

— Тебя купим у Строгановой и посчитаем сыном своему родителю.

Отцу Михалева стали известны эти обещания (постарались!), он уверил Андрея, что Клопов не обманет. Отец говорил Андрею:

— Разве можно совладать с ними, они — сила, и не вашими слабыми руками их свалить.

— Ну а кто же их свергнет?

— Никто, как бог, когда он весь народ направит на них.

Михалев не знал, что и думать, и колебался: «Старших верно должны мы слушаться. Они нам худого не желают, спасают нас; накажут, так ведь родители наказывают детей на их благо».

Михалеву вспомнилась фраза, когда-то Петей в шутку оброненная: «Может, из общества что-то выйдет». Теперь подумалось: «Может, и не выйдет». Сомнения разрастались: «А может, выйдет одна забава? Для забавы будут люди погибать? Петю не уговорить. Он не откроется и погибнет. А мы не откроем, так будем перед ним виноваты… Так спасем Петю! На себя возьмем, а Петю выгородим».

Он уже поверил, что для прощения всем нужно только достать бумагу и уничтожить ее, но предпринять что-либо пока не решался.

Поздеев задержался в Полазне и порой говорил сам себе:

— Вот теперь пусть разбираются как умеют, я подожду.

Его дело спрашивать, а не сделают — заставить отвечать. А если при нем ничего не добьются, так он же будет виноват. И тогда уж сам изволь оправдываться. Вообще Поздеев не спешил возвращаться в Чёрмозский завод. И в Усолье, и в Кизеле, и всюду нужен хозяйский глаз. Перед Клоповым он ловко поставил задачу: «Ты сумей взять то, что уже открыто, а я по заводам далее корни поищу».

Клопов только кряхтел: хотел беды Поздееву, а на самого навалилась вся тяжесть дела, теперь спрос с него. Он поторапливал Василия, а тот — Федьку да еще Ширкалиных подгонял.

— Ты теперь должен еще больше усердие проявить, — выговаривал он чертежнику, — иначе обвинят тебя, а мы должны будем подтвердить, что ускорение на тебе висело, что расследование задержал. Сколько дело затянется — на тебе будет.

Ширкалины знали, что Поздеев ускакал за властями и вот-вот явится, поди, с губернатором, а у них ничего нового в руках. Надо искать, расследовать, а то обвинят в бездействии и даже в умышленном замедлении розыска.

Они все еще слыли честными людьми, но встреч с Петей избегали.

А Петя ничего не замечал. Шли последние дни перед отъездом в Пермь, и он готовился расширить поле деятельности общества.

Алексис предположил, что Петя хранит воззвание в шкафу, который стоит в горной студии, сейчас мало посещаемой. Туда были сложены учебные пособия, образцы руд, книги, чертежи шахт.

По плану Ширкалина Петю отослали в Екатерининский завод, чтобы снял абрис с машины, Алексис как учитель без труда добыл ключ от студии, и они с братом проникли туда. Со шкафом дело обстояло хуже. Это было самодельное, вместительное и очень прочное сооружение, с тяжелыми, остекленными в мелкую клетку дверцами. В таком безопасно хранить казну. Замок делал заводский умелец, и ключ к замку подобрать не удалось. Ключ у Пети.

— Давай подломим заднюю стенку, — предложил чертежник. Но и отсюда без топора не взять. Взломщики раскраснелись, растрепались их волосы, они перепачкались побелкой, а шкаф, отодвинутый от стены, стоял как глыба.

Алексис со злости стукнул по стеклу. Толстое, пузырчатое зеленое стекло местного производства, скорее похожее на чуть просвечивающий шлак, треснуло и рассыпалось. В образовавшееся окошечко Алексис с трудом просунул руку, но в этот момент у дверей класса послышался шорох. Взломщики быстро спрятались. В класс заглянул мальчик. Он увидел пустую комнату, осколки стекла на полу и подошел к шкафу. Моментально позади ученика оказался чертежник. Он схватил мальчишку:

— Ты зачем разбил стекло?

Испуганный первоклассник — это был Коська Михалев — не мог произнести ни слова. За незнакомым дяденькой стоял учитель, на которого они всем классом смотрели, как на самого мудрого, все знающего, непостижимого человека, которому и соврать-то невозможно. Словом — на учителя.

— Ты почему в школе, когда все на обеде? —