Фернандо Магеллан. Том 3 - Игорь Валерьевич Ноздрин

– Не нравится мне это, – нахмурился Элькано, усаживаясь за стол и снимая желто-зеленый берет. – Похоже на Себу. Там тоже друзья пригласили на пир… Я не пущу на берег своих людей.

– Мы только начали грузить гвоздику, – с сожалением сказал Карвальо. На палубе матросы с помощью рея и блоков поднимали на борт драгоценные тюки. – Царек воспримет отказ от приглашения как оскорбление, – закончил штурман.

– Наши пленники подозрительно шепчутся с туземцами, – заметил Альбо.

– У источника, где мы берем воду, дикари зарезали троих слуг Франсишко Серрана, – сообщил Мартин Мендес. Выцветшие глаза нотариуса наполнились страхом. – А ведь я там пил несколько раз.

– Повезло тебе, – Жуан обернулся к нему и свысока поглядел на рыхлое тело испанца. – Ты для них невкусный.

– Зато ты – кожа да кости! – надулся Мартин.

– Чего вы испугались? – запетушился Пунсороль, гордо вскидывая голову и расправляя под просторной рубахой плечи. – Они побоятся тронуть нас. Туземцам нужны союзники против португальцев. Альмансор надеется на нас.

– Много с тебя пользы… – усмехнулся Элькано. – А если дикари захотят откупиться тобой перед лузитанцами[11]?

Плечи штурмана опустились, короткие руки легли на стол.

– Мы не давали поводов к ссоре, – произнес Эспиноса, – матросы не успели испортить отношения с жителями.

– Я всегда советовал возить женщин с собой, – вставил Карвальо, воспринявший слова командира похвалой своей мудрости.

– Это так, – согласился Элькано, – но для резни повод не нужен. Стоит вождям напиться вина и надумать забрать с кораблей пушки, как в тот же миг на нас устремятся десятки пирог.

– Так уж сразу? – не поверил Пунсороль.

– Рискуем потерять выгодную сделку, – сокрушался Карвальо. – Проплыли тысячи лиг и уйдем с пустыми трюмами?..

– Альмансор в последние дни не поднимался на борт, – перебил Альбо.

– Ему наскучило бродить в паутине снастей, – пояснил альгвасил.

– Мы рискуем жизнью, а не сделкой, – капитан «Виктории» вернул офицеров к главной теме разговора. – Нужно немедленно уходить в море!

– Остаться без жалования и кинталад? – спросил Пунсороль. – Что делать с оплаченной гвоздикой?

– Все бросим, – решил баск.

– Куда ты собираешься плыть? – поинтересовался Эспиноса.

– Зайдем на соседние острова, заберем у них гвоздику. На два корабля много не надо. Мы сделали главное – нашли дорогу на Молукки. Прочее – чепуха! Надо доставить в Испанию карты, промеры глубин, дневники…

– Кто ему возразит? – предложил альгвасил.

– Может, лишь отойдем от берега? – робко молвил Пунсороль.

Ему не ответили.

– Твое мнение, Франсиско? – обратился Эспиноса к штурману.

– Хуан-Себастьян прав. Надо принять меры для защиты кораблей и покинуть гавань.

– Что думаешь, Жуан? – командующий опрашивал помощников.

– Жаль, конечно… Туземцы привезли отличную гвоздику. У нас есть полная товарами фактория. Давайте оставим добровольцев, – он посмотрел на сидевшего рядом пилота. Пунсороль спрятал глаза. – Пусть торгуют, заготавливают пряности для кораблей. Мы обещали радже дать четверых солдат со знаменем и королевской печатью, – вспомнил Карвальо. – Заставь его поклясться Аллахом, что не причинит им вреда!

– Разумно, – Эспиноса похвалил главного кормчего. – Сохраним корабли и не прекратим торговли. – Он обвел взглядом офицеров и подвел итог: – Будем готовиться к выходу в море! А ты, – обратился к Пунсоролю, – отправляйся с толмачом во дворец!

Зазвенели колокола, собрали моряков на палубы для работы, позвали гуляк вернуться на каравеллы. Не успели Пунсороль с Пигафеттой спуститься в шлюпку, как все пришло в движение. Загромыхали цепи, завизжали лебедки, застучали деревянные молотки, выколачивавшие стопорные клинья, в совках зашуршала картечь. Стало шумно и весело. Захлопали порты пушечных люков. Возлежащие на дубовых лафетах грозные орудия примерили дистанцию, присмотрелись к воде. Ожили мачты. Матросы побежали по выбленкам вант, закачались на канатах у реев. Дозорные кричали с марсов из «вороньих гнезд».

Прекратилась разгрузка пирог. Недовольные продавцы отошли от бортов. Прочие туземцы с интересом наблюдали за действиями гостей, приняв их за подготовку к празднику. Они привыкли к пушкам и ракетам, вспарывавшим ночную темноту, радовались огням не меньше властителя.

Посланцы вернулись от раджи и сообщили, что во дворце полно народу. Горят костры, жарится мясо, кипит вода в медных котлах. Пьяные сановники встретили их по-разному: одни выражали дружественные чувства, другие – делали вид, будто не замечают испанцев. Альмансор сильно удивился решению командиров, обещал прибыть на корабли. С Пунсоролем приплыли торговцы фактории и одинокие искатели женщин, напуганные звоном колоколов. Эскадра собралась вместе, готовая отразить нападение неприятеля.

С бортов убрали лестницы, подняли лишние якоря. Высокое полуденное солнце просвечивало воду до дна. Мелкие рыбы блестели над темно-зелеными водорослями. На желтом песке чернели камни. Розовые медузы всплывали из глубин, подчинялись волнам, приближались к каравеллам, терлись о заросшие слизью борта, сжимались в комочки или расправляли нежные лепестки. В тени судов живые цветы моря становились белее и чище, растворялись в воде, сливались с нею прозрачными телами. Птицы с криком проносились над головами моряков, покачивались на поверхности залива, чистили перья, ныряли в волны, как утки на озере.

* * *

Альмансор прибыл без музыкантов с большим числом придворных и телохранителей. Причалил к флагману, попросил спустить трап, сказал спутникам, «что поднимается на палубу с полной верой в свою безопасность, как если бы шел в собственный дом».

«Он был весьма удивлен,

– вспоминает Антонио, —

нашим намерением отплыть так скоро, невзирая на то, что судам обычно требуется для погрузки тридцать дней: он де покинул свою страну не ради того, чтобы причинить нам ущерб, а хотел помочь скорейшей доставки гвоздики. Если бы он заранее был предупрежден, то не уезжал, так как это время года не подходит для плавания из-за мелей у Бандана и потому, что мы можем наткнуться на португальские суда. Если же мы решили уехать, то должны забрать весь товар, иначе раджи окрестных стран скажут, будто хозяин Тидоре получил много даров от могущественного государя, но ничего не дал взамен. Они подумают, будто мы уплыли из-за боязни предательства, посчитают его изменником. Альмансор взял Коран, облобызал его три раза, возложил на голову, произнес про себя несколько слов и заявил, что поклялся Аллахом и Кораном навсегда остаться преданным другом короля Испании. Он говорил это чуть ли не со слезами на глазах».

Альмансор стоял у борта в окружении моряков, подозрительно глядевших на него. Чадили угли в жаровнях, ждали солдаты, готовые открыть люки и разнести в щепы великолепную пирогу, из которой со страхом и надеждой смотрели на них туземцы, помнившие ночные приветственные салюты, когда от грохота орудий вздрагивало море.

– Мы верим тебе, – ответил Эспиноса, дотрагиваясь до плеча властителя, отчего тот успокоился. – Пойми нас и не осуждай за чрезмерное стремление избежать опасности. Разве не твои люди тайно проникли